Буратино. Правда и вымысел. Как закалялся дуб

— Ой, врежьте ему, — взвизгнула селянка, — а то я не сдержусь, прицепился, как репей.

— Ну, ответьте на последний вопрос: в околоток или в управление? — не отставал Лука.

— В околоток, чёрт бы тебя драл.

— Спасибо, — сказал Крючок и побежал, отбежав чуть-чуть, крикнул: — Эй, полицейский, ты уж постарайся, как следует, а то она вон какая злая!

Полицейский зло пригрозил пацану дубинкой и, взяв свою даму под руку, повёл её куда-то, прямо во время дежурства. А Аграфена так и осталась лежать, только рыночный дворник теперь уделял ей внимание.

Лука стрелой долетел до сарайчика на берегу и остановился перед пацанами, переводя дух, чтобы начать говорить. Но умный Буратино его опередил:

— Беда, — меланхолически предположил он.

— Да, — кивнул Лука.

— Раз ты тут, а братьев нет, значит, беда с ними, — продолжал Пиноккио.

— Да.

— Этих ребят побить будет затруднительно, значит, их забрали в полицию.

— Да.

— А ты куда смотрел? — с укором спросил Чеснок.

— А я… а они… А они же упрямые… Через пять минут, говорю, приду… Пришёл, а Аграфена… А их уже нет… А Аграфена — ну вся в крови.

— Убита, что ли? — полюбопытствовал Чеснок.

— Да, то есть нет, вся в крови, но не убита.

— Фу, ты, дурень, напугал, то «да», то «нет». Говори толком, или от страха ум потерял, — пробурчал Рокко.

— Да, то есть нет, не совсем потерял.

— Ты хоть выяснил, куда наших братцев упекли? — поинтересовался Буратино.

— Выяснил, в околоток упекли.

— Это хорошо, — заметил Рокко.

— А чего там хорошего? Я там три раза был, мне там ни разу не понравилось, — произнёс Крючок.

— А, по-твоему, было бы лучше, если бы их в управу отвезли? — усмехнулся Чеснок.

— Было бы хуже, — признал Лука.

— Какая разница, — вставил Буратино, — что в околоток, что в управу — всё едино. Это сейчас они в околотке сидят, а поступит заявление от родственников или пострадавшей, так их в управу и переведут.

— Знаешь, Буратино, — сказал Рокко, — при всей моей нелюбви к цыганам вынужден признать, что заявления они не пишут.

— Ерунда, — ответил Пиноккио и скривился, — если не будет заявления, то делу дадут ход на основе показания свидетелей.

— Это так, — сказал Чеснок.

— И что тогда? — спросил Крючок очень обеспокоенно.

— Тебя посадят как соучастника, — усмехнулся Рокко.

— Типун тебе на язык, — перекрестился Лука.

— Да ладно, не боись, тебя же с ними никто не видел.

— Нет, — облегчённо выдохнул Крючок и тут же, как будто что-то вспомнил, побледнел: — Или видели.

— Не вибрируй, Лука, — сухо сказал Буратино, — надо идти ребят выручать.

— Надо, — Рокко кивнул головой, — вот только, если они начали разговаривать, ты с ними рядом сядешь.

— Рокко, Бог не выдаст — свинья не съест. Так что, пойду, — решительно произнёс Пиноккио.

— Я с тобой, — сказал Чеснок.

— И я, — сказал Лука.

— Нет, — ответил Пиноккио, — вы останетесь тут, а ты, Рокко, гони-ка все общаковые денежки, чувствую, это дело дёшево нам не встанет. Кстати, а сколько у нас общаковых денежек?

— Немало, — гордо ответил Чеснок, он достал из кармана грязный тугой узелок, медленно развязал его и стал считать деньги. Не торопясь, даже благоговейно, парень брал монету из узелка и производил арифметическое действие в уме, закатывая глаза к небу. При этом он шевелил губами и бровями.

— Ну, долго ты ещё? — нетерпеливо подгонял приятеля Пиноккио.

— Не сбивай, — отвечал Рокко, глядя в небо, — а то собьюсь, начну считать по новой.

Так продолжалось довольно долго. Пиноккио и Лука успели даже достать колоду и переброситься в секу пару конов.

— Вот, — произнёс Рокко, продолжая палиться на облака, — итого получается тридцать четыре сольдо.

— Свершилось, — саркастически хмыкнул Буратино, — какого чёрта ты прогуливаешь математику с такими арифметическими способностями. Тебе из класса вылезать нельзя, пока столбиком не научишься считать.

— Я прогуливал математику по политическим причинам, — серьёзно ответил Чеснок.

— Да ну? — удивился Лука. — И по каким же?

— В знак протеста против дискриминации.

— Против дискриминации кого? — усмехнулся Буратино. — Против дискриминации китайских кули во французских портах французскими империалистами при погрузке угля на пароходы?

— Причём здесь какие-то китайские кули-мули и французкие пароходы, я борюсь против дискриминации меня! — важно продолжал Рокко.

— Во как! — воскликнул Лука.

— Да, — гордо подтвердил Чеснок, — против дискриминации меня.

— Интересно, — улыбнулся Буратино, — а кто же тебя дискриминирует, что-то я не замечал такого?

— А это потому, что ты никогда ни на что внимания не обращаешь, сядешь вечно на первую парту, уткнёшься в свою дурацкую книжку носом и пишешь свои дурацкие функции и тебе хоть трава не расти. А меня в эти моменты дискриминируют всячески и даже угнетают.

— Да? Любопытно, каким же образом тебя угнетают?

— Да, Рокко, — поддержал Пиноккио Лука, — расскажи, каким образом?