Буратино. Правда и вымысел. Как закалялся дуб

— Сопляк, — небрежно кинул околоточный и, запрокинув голову, вылил в себя добрую четверть бутылки. После чего спрятал остатки под стол и взял с газеты колбасу, но откусывать от неё не стал. Брезгливо повертел в руках, разглядывая, небрежно кинул обратно на газету и повторил: — Сопляк, что ты понимаешь в жизни?

— У вас проблемы? — поинтересовался Буратино.

— Проблемы? — околоточный улыбнулся. — Никаких проблем, разве что послезавтра меня выгонят с работы, да и домой мне возвращаться не рекомендуется под страхом смертной казни. Но это всё — так, — Стакани махнул рукой, — ерунда.

— Да, — посочувствовал Буратино, — положение у вас — не позавидуешь. А за что вас хотят выгнать с работы?

— За то, что дура-горничная разбила полицмейстеру Калабьери напольные часы.

— Не вижу связи между часами Калабьери и вашей карьерой, — заявил Пиноккио.

— Это у тебя от недостатка жизненного опыта, — сказал синьор Стакани. — Будь ты лет на тридцать постарше, ты бы всё понял.

— Ну разбила эта дура часы, а вы-то при чём? — недоумевал Пиноккио.

— А при том, что у меня на участке произошло очень крупное воровство и шансов раскрыть его у меня нету. Э-хе-хе, — вздохнул околоточный, и снова полез под стол.

— Подождите, не пейте, у меня есть мысль, — произнёс Буратино.

— Ну? — околоточный остановил полёт бутылки к устам на полпути и хмуро посмотрел на мальчишку.

— Когда вы говорили о крупной краже, вы имели в виду кражу кофе в порту?

— Ну да.

— Тогда вам не стоит беспокоиться. Мы найдём воров, — заверил Буратино.

— Да у нас, честно говоря, есть один подозреваемый. Некий Фальконе, и рано или поздно мы его найдём. Но это — тс-с! — его благородие поднёс палец к губам. — Информация для служебного пользования. Вся беда в том, что этот козёл Калабьери, этот негодяй Калабьери, это жирное вонючее животное дало мне на раскрытие дела всего четыре дня, и один уже прошёл.

— Этого достаточно. Тем более что я знаю, кто спёр кофе.

— Кто? — оживился Стакани и даже опустил бутылку.

— Цыгане, — сказал Буратино и улыбнулся.

— А-а, — разочарованно сказал полицейский и махнул рукой. — Ты всё о том же. Ты так говоришь, потому что тебе и твоим оболтусам они по шее накостыляли.

— Какая вам разница, накостыляли они мне по шее или нет. Ведь в вашем деле главное что?

— Чтобы мундир был по форме.

— А ещё?

— Чтобы отчётность была.

— Да нет же. Что ещё?

— Да не знаю я, отстань ты от меня.

— Главное, чтобы были неоспоримые улики.

— А-а, ты об этом. Это да. Улики нужны.

— Они будут, — пообещал Буратино. — Вам только остаётся арестовать цыган человек десять, да подержать за решёткой месяцок.

— Арестовать десять цыган? — спросил околоточный и засмеялся. — В своём ли ты уме, мальчик лупоглазый?

— А что здесь такого? — спросил Пиноккио. — Подумаешь, десяток цыган.

— Да они и за двоих своих всем табором придут плакать. А уж за десяток, так они тут поселятся. Знаешь, какие они дружные. Они же меня будут даже около дома сторожить, под окнами рыдать, будут своих детей немытых мне в нос тыкать. И что за народ, я не понимаю! Жадные ужас, рыдать будут сколько угодно всем табором, а вот благодарности от них не дождёшься. А ты говоришь, десятерых цыган арестовать.

— Мне кажется, вы не в том положении, чтобы выбирать.

— А я не то чтобы и выбираю. Допустим, арестую я десять цыган, — околоточный на секунду с содроганием представил себе последствия. — А вдруг твои улики будут липовые?

— Да какая вам разница, какие они будут, — сказал Буратино.

— Да такая, — околоточный начал загибать пальцы, — кофе нет — раз, цыгане в тюрьме — два, улики липовые — три, итог — я посредством пинка выставляюсь на улицу — четыре, потому как Калабьери нужны напольные часы, а они стоят аж два цехина, я в магазине справлялся. Понимаешь? Два! — для убедительности околоточный показал два указательных пальца на обеих руках. — Вот так-то, брат.

Буратино немного помолчал, тщательно обдумывая полученную информацию, он всё понял и принял тяжёлое для себя решение:

— Ладно, синьор Стакани, раз мы с вами такие друзья, я берусь уладить вопрос с часами, хотя это мне очень дорого обойдётся.

— У тебя что, есть два цехина? — не поверил околоточный.

— Придётся найти. А вы тоже давайте времени зря не теряйте, организовывайте полицейскую операцию.

— Одну я уже сегодня организовал, — с грустью сказал его благородие. — Да и потом, кто тебе, наглецу, сказал, что я согласен на такие условия? — вдруг взъерепенился он, видимо, бренди взыграло.

— У вас нету выхода, — холодно сказал Буратино. — Нету.

— Ну, нету, — тут же скис околоточный, — но тем не менее.

— Никаких «тем не менее». Я берусь решить ваши проблемы, вы — мои. Знаете, как это называется?

— Знаю, — буркнул синьор Стакани. — Это называется коррупция.

— Ничего подобного, это называется дружба и взаимовыручка.

— Ага, «дружба». Эта самая «дружба» оговорена в Уголовном кодексе нашего государства и трактуется как злоупотребление служебным положением в корыстных целях.

— Где же тут корысть? — удивился Буратино. — Не вижу никакой корысти для вас.