Смех Ханнана Мосага прозвучал как рычание зверя.
– Ты – жалкое создание, Гнол…
– Ни слова больше, седа! – прошипел Рулад. Судорога исказила пятнистое лицо императора. Меч заелозил по полу.
– Поединки, – заявил император, – начнутся через четыре дня. Канцлер, наблюдатели установили порядок?
– Да, государь. Для начала – трое наименее умелых. Скорее всего, вы убьете всех троих в один день. Они утомят вас, но не чрезмерно. На второй день запланирован один претендент. Женщина в маске. Исключительная быстрота, но, пожалуй, недостаток воображения. И все же она потребует усилий.
– Хорошо.
– Государь…
– Да? В чем дело?
– Еще двое, о которых мы говорили. Один – тартенал с кремневым мечом. Он не проиграл ни одному претенденту – собственно говоря, с ним уже никто не решается проводить бой. У него привычка ломать кости.
– Да. Надменный. – Рулад улыбнулся. – Но я уже встречался с тартеналами.
– Ни один не обладал мастерством Карсы Орлонга, государь.
– Это не имеет значения.
– Возможно, он сумеет убить вас, государь. И, может быть, не один раз. Не семь, конечно, – такие дни остались в прошлом. Но, возможно, три или четыре раза. Мы выделяем три дня.
– Сразу после женщины в маске?
– Нет, между этими двумя днями будут еще шестеро.
Ханнан Мосаг уставился на канцлера.
– Три дня на этого тартенала? До сих пор ни один претендент не выдерживал
– Тем не менее мои наблюдатели единодушны, седа. Этот… уникален.
Рулад снова дрожал. Пасть от руки Карсы Орлонга – три, четыре раза.
– Остается еще один, – проговорил император.
– Да. По имени Икарий. Он будет последним. Если не на восьмой день, то девятый.
– И сколько потребуется дней на этого?
– Неизвестно, государь. Он не участвует в тренировочных поединках.
– Так откуда нам знать, что он может драться?
Трибан Гнол снова поклонился.
– Государь, мы это уже обсуждали. Доклад Варата Тона, подтвержденный спутником Икария, Таралаком Видом. А сегодня я узнал кое-что еще. Совершенно из ряда вон.
– Что? Расскажи!
– Среди отвергнутых претендентов, государь, есть монах с далекого архипелага. Похоже, государь, этот монах – и весь его народ – поклоняется единому богу. И этот бог – не кто иной, как Икарий.
Рулад отшатнулся, словно от удара по лицу. Острие меча отскочило от пола, потом снова опустилось. Мраморные крошки посыпались по помосту.
– Я скрещу клинки с
Канцлер пожал плечами.
– Есть ли в подобных заявлениях правда, государь? Эти кабалийцы – примитивные, необразованные люди. Наверняка они видят в дхенраби душу морского шторма, а в панцирях крабов – лица утопленников. Я бы добавил, император, что тот монах считает своего бога безумным, а единственный ответ на это – нарисованная маска, изображающая смех. У дикарей бывают странные представления.
– Бог…
Трибан Гнол осмелился взглянуть на Ханнана Мосага. Колдун-король с непроницаемым лицом смотрел на Рулада. И какой-то беспокойный червячок шевельнулся в груди канцлера.
– Я убью бога…
– Нет причин считать иначе, – произнес Трибан Гнол спокойным, уверенным тоном. – И это будет очень своевременно, государь, – чтобы объявить о вашей собственной божественности.
Глаза Рулада широко распахнулись.
– Бессмертие, – пробормотал канцлер, – уже всеми признано. Поклонение? Да, все граждане империи вам поклоняются. Этого еще мало, чтобы объявить о том, что очевидно для нас всех. Но когда вы будете стоять над трупом поверженного Икария – это, думаю, само станет достойным объявлением.
– Божество. Бог.
– Да, государь. Без сомнения. Я дал распоряжение гильдии скульпторов, и лучшие творцы уже взялись за работу. Мы объявим о завершении поединков должным образом, очень торжественно.
– Ты действительно умен, – кивнул Рулад, медленно откидываясь на спинку трона. – Да, умен.
Трибан Гнол поклонился, не обращая внимание на кислое хрюканье Ханнана Мосага.
– Государь, нужно отправить приказы армиям. А нам с седой следует обсудить размещение магов и к’риснанов.
– Да, конечно. Оставьте меня, все. Займитесь делом.