Буря Жнеца. Том 2

– Наши взводы были на самом юге, мы двигались к востоку, пока не уперлись в реку, дальше выбора особого не было – либо брести по пояс в болотной жиже, либо на чем-нибудь плыть. Все было в порядке, пока несколько дней назад мы не нарвались на летерийскую галеру. Потеряли в ту ночь несколько человек, – добавила она.

Скрипач задержал на ней взгляд. Вся такая круглая и мяконькая на вид – если бы не глаза. Худ меня забери, такая может содрать с мужика всю кожу, полоску за полоской, одной лишь рукой – а другой будет тем временем у себя между ног орудовать. Он отвел глаза и снова посмотрел на сержанта:

– Какая рота?

– Третья. Я – Бадан Грук, а ты, надо полагать, Скрипач.

– Йигатанец, – пробормотал шаман, делая рукой отгоняющий духов жест.

Бадан Грук повернулся к светлокожей:

– Драчунья, возьми Большого и Релико и пробивайся на запад, пока не установишь контакт с Аккуратом. Потом назад. – Он снова обернулся к Скрипачу. – По-моему, мы их очень удачно застали.

– Кажется, я до того еще и «ругань» слышал.

Тот кивнул.

– У Аккурата есть саперы. Короче, эдур отступили – надо полагать, мы сумели их припугнуть.

– Морантская взрывчатка – она такая.

Бадан Грук снова отвел взгляд. Почему-то он выглядел очень неуверенно.

– Мы не думали застать кого-то из морпехов так далеко на востоке, – сказал он наконец. – Разве что они, как и мы, шли бы по воде. – Он все же поднял глаза на Скрипача. – Отсюда до Летераса не больше дня пути.

Когда Корик и Улыбка нарвались на семерых эдур, игра приняла противоположный оборот. Их загнали в не самый многообещающий проулок между облезлых покосившихся домишек, который оканчивался весьма необычной ареной для ристалищ – со всех сторон поленницы, а единственный выход между ними – в переулок.

Корик, который медленно отступал перед заполнившими переулок эдур, отпихнув Улыбку себе за спину, держал меч наготове. Сражаться придется в полторы руки – щит он потерял. Если сукины дети метнут свои копья, ему несдобровать.

При этой мысли он хмыкнул. Он один против семи эдур, а за спиной у него лишь девчонка, которая растратила все метательные ножи и осталась с тяжеленным тесаком, который больше подошел бы мяснику. Когда, говоришь, несдобровать? Только если они метнут копья?

Только эти эдур не собирались истыкать их копьями на расстоянии. Они намеревались сблизиться, что Корика совсем не удивило. Эти серые жерди – они вроде сетийцев. Хотят сражаться лицом к лицу. Иначе славы не снискать.

Когда эдур появились между поленниц, Корик поднял меч и кончиком поманил их к себе.

– Отойди подальше назад, – сказал он Улыбке, пригнувшейся для прыжка прямо у него за спиной. – Мне место нужно…

– Для чего тебе место, дубина? Чтобы красиво умереть? Просто сруби нескольких, а дальше я снизу выскочу и прикончу остальных.

– Чтобы тебя встретили эфесом между глаз? Нет уж, отойди подальше.

– Никуда я не отойду – чтобы те, кого у тебя не хватило умения прикончить, пока сам не сдохнешь, меня потом трахали?

– Ладно. Тогда я сам забью тебе свой эфес в твою тупую башку!

– Твой единственный шанс что-то в меня засунуть! Давай, наслаждайся!

– Можешь не сомневаться, я с превеликим…

Они бы еще долго так препирались, но эдур, разойдясь веером – четверо впереди, трое сзади, – бросились на них.

Впоследствии Корик и Улыбка еще не раз спорили, прибыл ли их спаситель с небес на крыльях или просто обладал талантом прыгать до невозможности далеко, – однако появился он в виде размытой тени, беззвучно проплыв прямо поперек пути четырех наступающих эдур, и казалось, что тень извивается, закутавшись в кокон из сверкающих стальных лезвий. Послышались странные щелчки, множество щелчков, воин пролетел мимо и должен был врезаться в колоду бревен, покрытых грубой корой. Вместо этого один из тульваров кончиком коснулся бревна, и воин, использовав эту единственную точку соприкосновения для разворота, приземлился, изогнувшись в кошачьей позе, на самый верх поленницы, под невозможным углом на косо сложенных бревнах, что, впрочем, было неважно, поскольку он уже снова летел в противоположном направлении, над оседающими окровавленными фигурами четырех эдур. Щелк, щелк, щелк-щелк-щелк – оставшиеся трое эдур тоже рухнули.

Он снова приземлился, на этот раз – впритирку с противоположной поленницей, подогнув голову, казалось, едва коснувшись земли плечом, перевернулся, оттолкнулся ногой от полена и уверенно встал на другую, согнутую ногу. Лицом к тем семерым, кого только что убил.

И к двум морпехам, у которых – единственный и никогда больше не повторившийся раз – попросту не оказалось слов.

Морпехи Третьей и Четвертой рот собрались перед таверной, стоя или сидя на забрызганных кровью булыжниках главной улицы. Кое-кому обрабатывали раны, остальные чинили доспехи или затачивали иззубренные лезвия мечей.