Буря Жнеца. Том 2

Он извлек из ножен два гиланийских тульвара, что некогда принадлежали его двоюродному деду, лучшему из бойцов фалах’да, павшему жертвой отравителя за три года до малазанского вторжения, когда Триболь был еще ребенком, не выброшенным в пустыню смертных. Оружие досталось ему как единственному наследнику рода, уничтоженного междоусобицами, что для Семи Городов до вторжения было обычным делом. Казалось, что тульвары для него слишком велики, что в тонких запястьях недостаточно силы, чтобы их удержать, – однако он был гилани, а люди этого племени отличаются тем, что в их теле практически отсутствует жир. Лишь похожие на веревки мускулы – тонкие, изящные и значительно сильней, чем можно вообразить.

Во взгляде его почти женских глаз читалась все та же привычная мягкость, пока он рассматривал тульвары, вспоминая детство. Если поставить клинки на изогнутые острия, а серебряные навершия эфесов сунуть под мышки, на них можно было балансировать, а ухватившись руками за рукояти над самой гардой, он даже мог ковылять по лагерю, словно хромой бесенок. Вскоре после этого он взял в руки палки, вырезанные и подогнанные по весу под дедушкины тульвары. И принялся отрабатывать движения гиланского стиля боя, сначала на земле, потом верхом на степной лошадке – он научился балансировать, стоя у нее на спине, и перешел к «лишгар эвханах», атаке в прыжке, известной также как «сеть из лезвий». Много ночей его покрытые синяками плечи ныли, не давая уснуть, пока он наконец не научился выполнять безупречный перекат при падении, располосовав перед этим в полете все три набитых соломой чучела. Пыльный ветер нес над ним золотистые пряди, а он уже снова стоял с оружием наготове.

Роста он был невысокого, говорил мало, а улыбка – нечасто появлявшаяся на лице – была застенчивой, как у юной девушки. Мужчины были не прочь с ним переспать. Как и женщины. Однако он был из царской семьи, его семя было последним в роду, и, когда настанет день, он, как и подобает его истинному положению, отдаст его лишь королеве или даже императрице. Пока этот день не настал, он позволял мужчинам поступать с ним сообразно своему удовольствию и даже сам находил в этом своего рода невинную радость. Однако изливать семя наотрез отказывался.

Но сейчас он поднялся на ноги и, увидев сигнал, легкой походкой двинулся вперед.

Мертвоголову было двадцать три года. Его самодисциплина была такой могучей, что до сих пор он ни разу не излил семя. Даже во сне.

Как впоследствии заметил взводный маг Мулван Трус, Мертвоголов от этого должен был вот-вот взорваться.

Так что некий мастер-сержант на острове Малаз оказался прав. В очередной раз.

Урб бросился обратно от дома управляющего так быстро, как только мог, держа щит под углом, чтобы прикрыть правое плечо. Ну что за женщина! Стоит с идиотской крышкой от бочонка и ждет, когда в нее полетят копья. Конечно же, ее солдаты перед ней преклоняются, и преклонение это столь слепо, что никто даже не замечет, как выкладывается Урб, чтобы дуреха просто оставалась в живых. У него уже не оставалось ни сил, ни нервов, а сейчас он, похоже, еще и опоздал.

До Хеллиан оставалось пять шагов, когда в воздух взмыло с полдюжины копий, два из них – чуть в сторону, наперехват Урбу. Извернувшись, чтобы укрыться за щитом, и едва не потеряв при этом равновесие, он упустил Хеллиан из виду.

Одно копье пролетело на какую-то ладонь у него перед носом. Другое ударило точно в щит, железный наконечник прошел насквозь, пробил предплечье и пригвоздил его к боку. От удара Урба развернуло, древко копья перевесило, он взревел и упал на колени, стукнувшись о булыжники мостовой с такой силой, что едва не отнялись ноги. Выбросив вперед руку, в которой сжимал меч, чтобы не рухнуть лицом вниз, он услышал хруст ломающегося пальца.

Потом все заслонила яркая белая вспышка.

Когда в Хеллиан полетело сразу четыре копья, она почувствовала, что трезвеет. Пригнувшись, она выставила вперед свой крошечный жалкий щит, и его тут же с треском вышибло у нее из рук. Полетели щепки, щит, в котором застряло два обломившихся копейных наконечника, укатился в сторону, оставив от себя лишь восхитительный аромат хорошо вымоченного плотного дерева. В тот же миг ее шлем с оглушительным звоном слетел с головы, а четвертое копье ударило вскользь по правому плечу, сорвав кожаные накладки доспеха. Удар развернул ее в противоположную сторону, перед Хеллиан оказалась пустая улица, а на мостовой – только что отброшенная ею глиняная бутыль. К ней Хеллиан и прыгнула.

Раз уже все равно умирать, так хоть еще один глоточек…

Пока она летела к бутыли, воздух наполнился свистом и над ней прошел еще добрый десяток копий.

Она хлопнулась грудью на пыльные булыжники, так что из легких вышибло весь воздух, и выпучила глаза от изумления – бутыль сама собой взмыла вверх. Потом что-то вздернуло ее за ноги, перевернуло вверх тормашками и как следует приложило спиной о мостовую, а голубое небо над головой внезапно сделалось серым от пыли и гравия, с него дождем хлынули каменные осколки и какие-то красные кусочки.