Бурный XVI век. Габсбурги, ведьмы, еретики, кровавые мятежи

Карл не пал духом, когда ему сообщили о смерти тетки. Его сестра Мария Венгерская овдовела в 1526 году, когда ее муж Людовик II погиб в битве с турками при Мохаче. Она поклялась никогда больше не выходить замуж после смерти супруга, и Карл приветствовал ее решение. Он намеревался назначить штатгальтером части своих владений лишь незамужнюю женщину или вдову. Поэтому император отправил Марии письмо с просьбой занять пост покойной тетки. Поговаривали, что Мария сочувственно относилась к реформаторскому движению. Сам Мартин Лютер благодарил ее за защиту его движения перед венгерской церковью. Мария официально опровергла эти слухи, поскольку опасалась, что в Нидерландах ее будут критиковать за это при назначении штатгальтером. Карл ответил, что он твердо убежден, что она является идеальным кандидатом на этот пост и даже справится лучше, чем ее предшественница.

Мария вступила в должность штатгальтера через два месяца после смерти Маргариты Австрийской. После семнадцатилетнего отсутствия она вернулась в Нидерланды. В качестве своей резиденции Мария выбрала брюссельский дворец Куденберг, потому что расположенный рядом Суаньский лес идеально подходил для охоты, которую она очень любила. Английский посланник писал о Марии, что «если она не выезжала на охоту четыре дня подряд, то ощущала себя больной. Я часто составлял ей компанию, но для выездов с ней каждый день необходимо иметь крепкую лошадь и сильное сердце». Отныне Мария также получала ежегодное содержание в размере 36 000 фунтов, но, поскольку была такой же расточительной, как брат Карл и дед Максимилиан, она постоянно нуждалась в деньгах.

Карл срочно назначил Марию Венгерскую новым штатгальтером взамен Маргариты Австрийской, но фактически она была лишь инструментом власти в руках императора. Ее политическая власть и влияние были ограничены. Львиную долю своего времени Мария посвящала борьбе с ересью и поиску новых источников доходов для финансирования войн своего брата. Карл использовал ее назначение как предлог для изменения системы управления в Нижних Землях, теперь состоявшей из трех советов. Государственный совет отвечал за иностранные дела и военные вопросы, Тайный совет – за внутренние дела и правосудие, Финансовый совет – за государственные доходы. Новая система представляла собой практически очевидный способ централизации административной власти за счет городских привилегий, начатой еще при герцогах Бургундских.

Централизация управления повлекла рост государственной бюрократии, который привел к возвышению и обогащению юристов и членов административных советов наравне с аристократами. Для пресечения на корню внутренних восстаний централизованное правительство все чаще использовало наемников, а не городскую стражу, рыцарей и крестьян. Стремление к абсолютному контролю распространилось и на уровень населения. Например, внешний вид регламентировался сложными законами о социальных сословиях. Эти законы устанавливали определенные границы для социальных сословий и запрещали представителям низших классов использовать символы статуса высших классов.

В частности, носить одежду из золотых и серебряных тканей имел право только Карл. Атлас или бархат карминовых оттенков разрешалось носить лишь членам ордена Золотого руна и высокопоставленным придворным (при условии, что у них были собственные лошади). Более низким по рангу и имеющим хотя бы одного ездового коня или лошадь разрешалось носить одежду из ткани с добавлением шелка, но ни в коем случае не карминовых оттенков. У нарушителей в наказание отбирали «неподобающую» одежду, а церковь благосклонно относилась к доносам на соседей и знакомых. Этот указ также позволял властям следить за численностью лошадей для военных кампаний. Тем не менее указ о роскоши почти не соблюдался и лишь разжигал стремление к статусу и роскоши.

«Смиренный и покорный сын»

Карл вел очень любезную переписку со своими ближайшими родственниками, но семейных чувств и подлинной любви к ним не испытывал. Император был одержим идеей контроля власти, и с годами это чувство переросло в параноидальную одержимость, в результате чего он не доверял никому, в том числе собственной семье. Карл, его сестры и брат Фердинанд, как и многие другие дети европейских монархов, росли вдали друг от друга и были частью неблагополучной семьи, в которой высшим благом считались лишь власть и вера в Бога.

Карл почти не знал и не видел своих родителей Филиппа и Хуану, чей бурный брак на самом деле был une solitude à deux [155]. А самого его с шестилетнего возраста готовили к тому, чтобы он как можно скорее пришел на смену своему отцу.