Близкородственные браки Габсбургов привели к тому, что у правнука Хуаны Безумной было не восемь, а четыре прародителя. Из-за этого неизбежно проявились серьезные генетические отклонения. Дон Карлос был ребенком с непропорционально большой головой. Ему было трудно говорить и удерживать равновесие. К тому же наследный принц был жесток и агрессивен. Например, он не постеснялся выбросить в окно надоевшего ему пажа, а с одной из любимых лошадей отца во время прогулки обращался так жестоко, что животное впоследствии умерло от полученных травм.
Так что решение генетического уравнения стало для Филиппа вопросом времени: он не мог отправить сына в Нидерланды в качестве нового регента, не говоря уже о том, чтобы сделать его наследником престола. Когда дон Карлос узнал, что тот замышляет убийство, то придумал дикую схему бегства в Вену, чтобы жениться на дочери императора, но Филипп приказал арестовать сына и запереть его в одиночной камере. Внешний мир был в шоке, но Филипп отнесся к этому как к «административной проблеме». Когда дон Карлос объявил голодовку и в июле 1568 года на смертном одре попросил у отца прощения, Филипп ему отказал.
Кровавый совет
Альба, попрощавшись с королем, отправился с испанскими войсками из Картахены в порт Генуя, где его ожидала другая часть армии. 25 июня 1567 года он двинулся в путь из Асти в герцогстве Монферрато со своими терциями – армией из 10 000 солдат, состоящей из разношерстных отрядов итальянцев, валлонцев, бургундцев и немцев, а также испанцев, все они были подданными испанского короля. За ними следовал караван из 1000 проституток и 50 богословов, которые должны были заботиться о благополучии армии. Путешествие протяженностью более 1000 километров привело Альбу в Нидерланды через Ломбардию, Альпы, Франш-Конте и Люксембург спустя два месяца пешего пути.
22 августа 1567 года армия двинулась маршем через Южные Нидерланды к Брюсселю.
В городе Тьенен герцога приветствовали Берлемон, Виглиус и Эгмонт, желавшие вернуть расположение короля и сопроводить герцога в Брюссель. Приветствие не имело успеха. Испанские солдаты отказались снять головные уборы и уступить место встречающей делегации. Альба, в свою очередь, отнесся к приветствующим холодно и отстраненно.
Когда военный конвой прибыл в Брюссель, городские магистраты отказались выйти и поприветствовать Альбу, но тот не стал принимать это близко к сердцу. И немедленно поскакал во дворец Куденберг, чтобы встретиться с правительницей и сообщить, что его армия прибыла на место, дабы восстановить порядок и расчистить путь для прибытия испанского короля. У правительницы не было большого политического опыта, но и глупой она не была.
Испанское правительство намеренно оставило Нидерланды в неведении относительно истинных намерений Альбы, но даже ребенку было ясно, что герцог не просто так преодолел 1000 километров.
Герцог предполагал, что на нидерландских улицах все еще бушует орда из 200 000 еретиков, готовящихся свергнуть правительство. Со своей стороны, правительница не смогла убедить герцога, что снова контролирует ситуацию и военная оккупация не нужна. Альба проигнорировал совет Маргариты и разместил войска в Генте, Лиере, Ангене, Брюсселе и Дисте. Демонстративность не исключалась. Например, он приказал войскам провести маневры в центре Гента, чтобы впечатлить население.
С площади Врейдагсмаркт прозвучали залпы испанских пушек. Испанские солдаты вели себя как крестьяне-победители, демонстрируя презрение к жителям, которых они всех без исключения называли «лютеранами». Испанскую армию боялись, а солдат изображали во французских, английских и нидерландских памфлетах как жестоких и кровожадных хищников. Этот карикатурный образ подтверждался грубостью и жестокостью оккупационной армии по отношению к местному населению.
Поскольку Маргарита теперь обладала только исполнительной властью, а Альба отныне командовал армией, он потребовал демобилизовать королевские войска, состоявшие в основном из немецких полков, поскольку, по его мнению, они представляли собой «лютеранскую угрозу». Альба заверил короля, что восстановит порядок за полгода, но, согласно приказу короля, «сначала должен применить всю строгость правосудия, а затем милосердие и доброту».
Герцог пребывал в убеждении, что, если он посеет достаточно страха среди населения, все будет в порядке. Он писал королю, что страх перед испанской оккупационной армией должен быть как можно сильнее, «чтобы каждый чувствовал, что в один прекрасный вечер или утро его дом может просто обрушиться на него».