Буржуа

В мое намерение не входит подвергнуть здесь подробному рассмотрению затронутую последним возражением проблему. Все то, что следует сказать об основных отношениях религии и хозяйственной жизни между собою, еще недавно высказал Эрнест Трёльч в справедливых суждениях и с весьма далеко идущею предупредительностью к идеям «материалистического понимания истории». Я хочу, напротив, в этом месте ограничиться кратким определением моей точки зрения в этом вопросе только затем, чтобы, исходя отсюда, разрешить специальный случай, который нас здесь занимает, т. е. ограничить до некоторой степени точно вероятное «участие нравственных сил в строительстве капиталистического духа».

Как бы ни объяснять гениальность основателя религии — все же для того, чтобы религия пустила корни, в окружающем мире должны быть налицо определенные предварительные условия. Эти предварительные условия отнюдь не только экономической, но и по меньшей мере настолько же биологически-этнологической природы. От общего характера народа — от свойств его крови и от его социальных жизненных условий — зависит, будет ли принята известная религия (или философия, для которой в меньшем масштабе действительно то же самое), и общим характером народа определяется развитие, которое религиозная система проделывает в ходе времени. Мы можем это также выразить, сказав: для того чтобы религия пустила корни и развивалась в определенном направлении, в народе должно существовать «предрасположение». «Мы с такой же вероятностью можем ожидать того, чтобы семя проросло на голой скале, как и того, чтобы мягкая и философская религия могла быть введена среди невежественных и грубых дикарей».

«Предрасположение» же народа, чем более мы приближаемся к настоящему времени, тем сильнее определяется хозяйственными условиями, так как хозяйственные интересы — по крайней мере в ходе западноевропейской истории — занимают все большее место в душевной жизни людей. Поэтому-то воздействие хозяйственной жизни на религиозные формы тем сильнее чувствуется, чем моложе религия.

Мы можем легко убедиться в правильности этих положений, которые я считаю чрезвычайно важными, если мы сравним между собой силу связей различных христианских религиозных систем с хозяйственной жизнью той эпохи, когда они возникли. Желать поставить в связь распространение учения блаженного Августина с какими бы то ни было экономическими условиями иначе, чем отрицательным образом, — значит прямо производить насилие над фактами.

Несколько более значение хозяйственных условий выступает уже в отношении развития религиозной системы Фомы Аквинского; именно дальнейшее развитие схоластического нравственного учения в XIV и XV столетиях, представляется мне, находилось в немалой степени под влиянием развития хозяйственной жизни. В основе же мы можем принять, что и католицизм позднего средневековья питался еще из источников, которые открылись впервые не во время его возникновения и не в местах его возникновения: мы слишком ясно видим, как он составился из религиозных переживаний, будничного жизненного опыта, учений мудрости позднего античного мира и нравственных заповедей еврейского народа.

Напротив, ясно заметно влияние, которое развитое капиталистическое хозяйство оказало на позднейшее развитие кальвинистических направлений — протестантизм. То, что пуританизм в конце концов признал буржуазный образ жизни совместным с состоянием благодати, это было у него отвоевано и вырвано насильно

мощью хозяйственных условий. Насколько он по своему внутреннему существу был враждебен капитализму, это мы видели. Охотнее всего пуританские проповедники XVI и начала XVII столетия разгромили бы дотла все служение маммоне и на его место поставили бы крестьянско-ремесленное хозяйственное устройство, которое послужило бы гораздо более подходящей рамкой для их противосветских учений. Они не могли, как это делало лютеранство в хозяйственно разгромленной Германии, просто игнорировать начатки и успехи капитализма. Вероятно, с тяжелым сердцем признали они его существование и пытались теперь, насколько это было возможно, примирить его со своими религиозными воззрениями. Насколько окружавшая их хозяйственная жизнь определяла их учения, мы усматриваем из той своеобразной формы, в которой они их излагали; известно, что они часто переносили представления хозяйственной жизни своего времени в свое изображение спасительных истин. Так, когда «святой» ведет бухгалтерию своим грехам, различает в них капитал и прибыль, так что «освящение жизни может принять, таким образом, почти характер делового предприятия».