Буржуйка

Они зависали здесь уже пятые сутки, скрываясь от оккупационных властей. Ларсик, официально приютившая их, пару раз наведывалась к Максу для короткого перепихона - но ничего толком не говорила — Петра приказала ей держать рот до времени на замке. Сырков вообще не был в курсе — да и не до того ему сейчас, бедняге. Как только началась массированная пиар-кампания по возрождению Престола, и в качестве претендентки определилась «великая княжна» Романовская, — к Изе сразу же возникло много вопросов на самом верху. Он выкручивался, как мог, умело стравливая между собой две слабеющие клики — Петина и Медунова. А про себя подумывал о роли принца-регента при будущей государыне. Впрочем, оформлять отношения с Ларсиком он не торопился — вся эта монархическая ботва пока что писана вилами по воде — а связывать себя узами брака с профурсеткой из рабочего посёлка для человека его уровня — явный кикс. Тем более, вся Москва уже бурлила слухами о её сексуальной гиперактивности — тут запросто можно оказаться в дурацком колпаке заместо короны, к тому же при рогах.

Василий Васильевич Петин в последний месяц после инсульта сильно сдал, и лыж больше уже не рекламировал. Только глаза были прежние — мутно-холодные, навыкате — драконовские. Многие олигархи, которые прежде его поддерживали, канули в небытие. Другие пока посматривали с надеждой на молодого энергичного Медунова. Но оккупационные власти, за которыми стояла мощь Мировой закулисы, вдруг сделали финт ушами — и бросили все ресурсы на поддержку легитимной монархии. Из Парижа было попытались понаехать несколько шамкающих с акцентом старичков «из бывших» — «настоящие» наследники. Но их даже не удосужились встретить в аэропорту. Лариска, впрочем, для смеху предложила наиболее седовласому и представительному из претендентов место швейцара в Кремлёвской уборной — старик вздохнул и отбыл восвояси. «Кончилась Россия!» — написал он в парижскую монархическую газетёнку. Но и там не пропустили — в номер уже был набран Августейший манифест Великой княжны Ларисы Ярославовны с приложением ея родословнаго древа. Пиар-машина работала толково — без сбоев!

— Ну, что орлы, готовы ли послужить Престол-Отечеству? — Лариска, нюхнув с Петрой коксу, была на кураже и играла какую-то свою наспех выдуманную роль. Волосы её растрепались, на ней было надето нечто гипергламурное, стилизованное под екатерининский камзол, чулки в сетку и ботфорты, усыпанные стразами.

— Прикажи — умрём заедино, матушка-государыня! — Платон, выступив вперёд, отвесил шутовской придворный поклон. Юмор не прошёл — с тонкой иронией у коминтерновской принцессы пока оставались пробелы.

— Возвращайтесь живыми — и с победой! — Ларсик патетическим жестом вырвала из сумочки ксерокопию кулибякинского манускрипта и стопку топографических карт — и всучила Стечкину. — Даю вам два часа на сборы — потом военным самолётом до К. Садиться там негде — десантируетесь с парашютами прямо над базой. Всё необходимое вам сбросит пилот. На месте вас встретит местный священник о. Пёдор — у него получите «Хаммер». Ну — с богом, чудо-богатыри! — Лариска полезла по очереди троекратно лобызаться со всеми. Удовольствие от этого, правда, получил, кажется, один Максим Стечкин. Мандализа Греч с дороги вообще мало что поняла из речи этой странной русской.

— O, those Russians! — только и пришло ей на ум из песен юности.

ГЛАВА 25

— На развалинах этих стен мы утвердимся и упрочим новое здание. Ободрись, Хрущов! Будем и мы боярами, полководцами!

Ф.Булгарин. «Димитрий-самозванец».

Согласно древней китайской мудрости, лучший правитель — это тот, которого не замечают. Великую княжну Романовскую совсем не замечать было бы трудненько — девка выдалась больно видная. Да и по-временам отчебучивала вдруг что-нибудь этакое — как правило, незлое, но прикольное. И в то же время любой древний китаец бы её оценил высоко. Первое — она никому не мешала, не ущемляла интересы крупных группировок и корпораций — вообще не лезла в это. И второе — при ней было весело. Жизнь светской и полусветской Москвы превратилась в один нескончаемый карнавал. Что, как-никак, сглаживало для людей горечь оккупации. Живём-то один раз! Знатные иностранцы тоже были довольны — русский колорит. Словом, Петра и Борофф не ошиблись в выборе своей креатуры.

Кроме того, Лариску отличало, несмотря на всю её безбашенность, доброе сердце — тяжёлая юность её не озлобила. И если какому-то просителю удавалось к ней пробиться — обычно настырный всегда получал, что хотел. Кому — квартиру, кому — пенсию, а кому — и просто что-нибудь из нижнего белья очаровательницы — на память, в рамочку.