— А ты знаешь, какое у них вооружение? Я — нет. Людей только зря положим — а если у него заминировано? А если снайперы? Ты в курсе, что хороший снайпер кладёт в минуту от восьми до двенадцати человек? Я была когда-то не самым плохим стрелком в Чечне — мой рекорд девять бойцов в цепи. Были профи и покруче — слыхал про белые колготки?
Коко сник и почесал в затылке — обилие военных терминов стряхнуло с него спесь, а колготки — те и вовсе добили.
— Тогда что? — обернулся он к Бармалею, до сих пор сосредоточенно жевавшему жирными губами незажжённую сигару. Военный совет в Филях как-то не клеился.
— Может, подкоп подвести под стену? Заложим динамиту, ухнет — мало не покажется, — разродился, наконец, идиотским советом уголовный авторитет.
— Ещё можно соорудить катапульту и обстреливать каменными ядрами, — Агнесса поняла, что с этими воинами каши не сваришь. — Короче, атакуем следующей ночью, прорыв — малой группой. Человек пять-семь. Главное — открыть проход, далее общий штурм. Инструктаж с группой я проведу сама. Пока отбой. С тебя, Коковихин, люди — выбери надёжных. Сам пойдёшь с гранатомётом в арьергарде, будешь прикрывать.
Бармалею, как формально главному, ничего другого не оставалось, как важно кивнуть в знак согласия. Агнесса вышла из палатки и направилась к краю леса. Приложив к глазам бинокль, долго рассматривала объект завтрашнего штурма. Гнездо Соловья мутно светилось в ночи узенькими окнами-бойницами. Бетонный забор, массивные ворота под прикрытием пулемётной вышки. Над воротами на железных кольях — она навела на резкость — ого! Жесть. На кольях торчали припорошённые человеческие головы в гротескных снежных папахах…
— Эх-ма! Ух! Ух! Пляши, душа! Рви баян, Гегечкория! — в Соловье плескалось к вечеру никак не менее литра спирту, но он лихо пустился вприсядку на кривых ногах, размахивая над головой тесаком. Караулы расставлены, пленные определены в подвал, трупы — к свиньям. Теперь банда гуляла в «актовом зале» на втором этаже. Было жарко натоплено, смрадно от пота и перегара — девки в одних чулках и кокошниках взопрели. Спирт все пили из жестяных кружек — стеклянная посуда в резиденции давно перевелась. Окончив сольный танец с саблями под Хачатуряна, Соловей рухнул в кресло, и подбежавшая девица тут же утёрла ему лоб нечистым рушником. Потом поднесла спирту — и, зная привычки барина, ухватила из блюда горсть кислой капусты и принялась кормить его с ладони. Соловей, чавкая, облизал ей пальцы, рыгнул. Обвёл хозяйским взглядом гулянку — всё ли благолепно… Тут заприметил Вику, сжавшуюся в углу дивана.
— Ты! — ткнул в неё указательным пальцем в перстнях. — Чего не пьёшь? Тусовка не по тебе? Гламуру не хватает?
Вика вежливо сделала вид, что отхлебывает из кружки.
— Не придуряйся. Иди сюда! Ща будет тебе гламур.
Она нехотя приблизилась. Соловей рывком опрокинул её себе на колени.
— Пей, стервь, пришибу а то! — дикий барин, схватив бутылку самогона, вставил Вике в рот горлышко и принялся заливать, считая глотки. После шестого её начало судорожно рвать. Помещик отёр с рукава блевоту и спихнул Вику со своих колен на пол.
— Вот свинья! Посмотри теперь, Солнцева, как настоящие русские девки пьют! — он нацедил из бутыли полную пивную кружку мутного спирта и поднёс девочке лет шестнадцати в съехавшем красном бикини, поводившей по сторонам давно бессмысленными глазами в потёках, с наклеенными криво фальшивыми ресницами.
— Настя, радость! Не выпьешь с папочкой?
— Я, барин, немножко. А то — ик! — маменька заругает, — с этими словами она привычно отхлебнула разом грамм сто пятьдесят. Соловей тут же сорвал с девки трусы и демонстративно водрузил её на стол раком.
— А ну — кто первый?
Бородатый грузин отложил гармонь на диван, расстегнул ширинку и деловито пристроился к ней, предварительно окунув свой весьма массивный причиндал в блюдо со сметаной. Постанывания девки потихоньку перешли в истошные взвизги, грузин рычал и матерился по-своему.
— Любо! — крикнул Соловей, — Танцуют все! — и принялся отбивать по полу без музыки топотуху. К нему присоединилось ещё несколько боевиков, кто-то схватил с дивана гармонь и принялся наяривать без всякой мелодии, беспорядочно давя на лады. Двое или трое, скинув портки, принялись ловить визжащих и уворачивающихся, смеху ради, девок.
Вику для чего-то облили с головы до ног шампанским, потом какой-то низкорослый ублюдок попытался присосаться к ней вонючим ртом — но получив коленкой в пах, злобно бормоча, отвалил. Скандалить недосуг — женского мяса кругом без неё хватало с избытком.
«Что с Антоном? Куда его дели эти гоблины?» Раньше подобные увеселения могли доставлять — и порой доставляли ей — удовольствие. Но сейчас Вика не чувствовала от увиденного ничего, кроме омерзения и ужаса. В дверях появился заснеженный автоматчик.
— Егор Станиславович! Батюшка-барин!
— А, вернулись! — оторвался от пляски Соловей. — С добычей?
— Девку вот вашему благородию поймали. Правда, на мой взгляд, мелковата будет…