— Это ничаго, — распустил слюнявую губу Соловей, — мелкая даже лучше. А вдруг целочка окажется! Ась? Если целку привёз — награжу! Шубу с моего плеча! А покуда — пей. Где она? Девка где, спрашиваю?
На середину комнаты двое ввели нечто, завёрнутое в огромный тулуп. Соловей торопливо распаковал добычу — белокурая девочка лет двенадцати заморгала на него испуганными яркими глазёнками.
— У-тю-тю! Какая ты у меня славная. Иди к барину, моя умница…
Вике девочка показалось смутно знакомой — вот только где она могла её видеть?
— Деревенская? — осведомился Гегечкория.
— Приблудная. У колодца взяли.
— Значит, городская. Как тебя зовут, моя радость? — просюсюкал Соловей, протягивая малышке чупа-чупс.
— Меня зовут Анюта, — девочка спрятала руки за спину. — Отпустите меня, пожалуйста, к дедушке. А то он уже волнуется.
— Скажите пожалуйста! — Соловей закатил глаза. — Какая незадача. Большие дела — дедушка волнуется. И кто же наш дедушка? Ленин? Мазай? Или, может быть, это сам Дедушка Мороз?
— Нет, — с достоинством ответила Анюта. — Таких авторитетов я не знаю. Мой дедушка — Буржуй! И если вы меня сейчас же не отпустите, он придёт сюда и вас всех порвёт в натуре, как Тузик грелку, на британский флаг.
— Ох-хо-хо! — Соловей захлопал себя по ляжкам. — Напугала, счас уссуся! А ну-ка, скидывай рейтузы, маленькая шалава!
— Хозяин, — наклонился к его уху Гегечкория, — если она сказала правду, то с Буржуем шутить не надо. Он вор в законе.
— Насрать мне на законы! — взбеленился помещик. — Это моя земля, и я здесь — закон! А ну-ка, иди сюда, мой пупсик, сейчас батюшка-барин тебя отпердолит! Эй, Серый! Плесни-ка нашей маленькой фее спирта! — Жестяная кружка протянулась ко рту девочки. Вика глянула — и не поверила своим глазам. Тот самый Серёга-засеря, от которого её тогда спас Красков в подворотне, дебильно лыбясь в отросшую бороду, схватил Анюту за тоненькую шею и нагибал лицом к кружке.
Тут что-то сместилось в мозгу — вспышкой промелькнул другой Серёга, подонок из её детских кошмарных воспоминаний. Глаза заволокла красная пелена — Вика, не помня себя, подскочила и с ноги ударила по кружке, влетевшей мерзавцу в зубы, обильно окатив ненавистное лицо спиртом.
— Оставил девочку, гнида!
Анька, вывернувшись змейкой из его рук, среагировала на редкость хладнокровно — буржуева школа. Схватив со стола зажигалку, она сунула язычок пламени в Серёгину бороду. В следующее мгновенье его голова превратилась в истошно орущий сноп огня. Бандиты в панике отпрянули — воспользовавшись замешательством, маленькая поджигательница юркнула под стол, потом к дверям — и скрылась среди тёмных коридоров огромного дома.
Наконец у кого-то хватило ума накинуть на пылающую голову какую-то тряпку. Так в ней и уволокли пострадавшего под руки, чтобы не портил картины пиршества. Соловей поднял на Вику тяжёлый взгляд. Весь её кураж уже давно куда-то испарился, и теперь она стояла посреди комнаты, опустив голову, в ожидании самого худшего.
— Ну, и что прикажешь с тобой делать? — задумчиво протянул дикий барин. — Пустить тебя для начала по кругу? Осилишь восемнадцать членов моего политбюро?
— Э, слюшай! — вмешался Гегечкория. — Это для неё разве наказание? Это же для неё паащрение. А паащрять её сегодня нэ за что.
Соловей окинул королеву гламура оценивающим взглядом.
— Ладно. Сиди, пей пока…
Вика на подогнувшихся ногах рухнула в кресло и разом заглотила полкружки спирту. Ей показалось, что грузин тихонько ей при этом подмигнул.
— А вообще, ты смелая, — усмехнулся в бороду Соловей-разбойник. — Люблю. Простить тебя, что ли? Серёга этот — чмо редкое, и ну его к свиньям. Садись-ка сюда, поближе! Эй, где там фотоаппарат? Снимите живо меня с Викторией Солнцевой!
ГЛАВА 31
Вяжи её скорее! Да покрепче!
Не дай строптивой пленнице сбежать!
Откуда-то изнутри вспухшей головы донёсся стройный хор серебристых ангельских голосов:
Вика попыталась разлепить веки — тщетно.
«О'кей. Кажется, я в раю. Выходит, тварям вчера всё-таки удалось меня угондошить? Бля, это нехорошо… Про тоннель наврали. И маман в нимбе что-то не встречает ни хера. Как же мои-то без меня там — Антон, и этот… Ну, как его… Который мелкий, в животе…». Наконец, сознание вернулось к ней настолько, чтобы ощутить дикий сушняк. Жива, по ходу… Вика на полусогнутых проползла в ванную и долго пила из-под крана — пила, пока не вытошнило. После этого в голове слегка прояснилось. Она с отвращением глянула на своё осунувшееся лицо в зеркало — краше в гроб кладут — и, будто исподтишка, слегка выпятив живот, погладила. «Держись, слышишь, солнце! Держись. Сейчас мы нашего папку с тобой найдём…».
За окном ещё едва занималась заря — громадный дом спал. Вика на цыпочках спустилась по лестнице на первый этаж. Босые ноги моментально заледенели — здесь не топили с лета. Она полуощупью пошла вдоль стенки, толкаясь по дороге во все двери. Лабиринт какой-то.