Бустан (Плодовый сад)

Какие беды к нам тебя пригнали?

Что в мире видел ты за долгий век?

Ответствуй нам, о добрый человек!»

Открыл уста пришелец: «О владыка!

Тебе да будет в помощь бог великий!

Я долго по стране твоей блуждал

И — честь тебе — несчастных не видал.

Не пьянствуют здесь, дух святой бесславя;

Закрыты кабаки в твоей державе.

И людям здесь обиду причинять

Запрещено, хоть негде пировать;

Зато в стране народ живет счастливо!» —

Так говорил пришлец красноречиво,

Как будто перлы сыпал океан...

Пленен его речами был султан,

Он гостя посадил с собою рядом

И милостей его осыпал градом.

Тот жизнь свою владыке рассказал

И ближе всех душе султана стал.

И в сердце шахском родилось решенье:

Пришедшему вручить бразды правленья.

«Но нужно — постепенно! — думал он, —

Чтоб я в глазах вельмож не стал смешон.

Сперва в делах я ум его проверю,

А уж потом печать ему доверю!»

Печали тот испытывает гнет,

Кто власть бездарным в руки отдает.

Судья, ты взвесил приговор сначала б,

Чтоб не краснеть от укоризн и жалоб.

Обдумай все, кладя стрелу на лук,

А не тогда, как выпустишь из рук.

Проверь сперва, — завещано от века, —

Как мудрого , человека,

Пока его познаешь — целый год

И даже больше времени пройдет.

Так изучал пришельца шах. На диво,

Он видит — честен муж благочестивый:

Нрав добрый, золотая голова,

Знаток людей, не ронит зря слова.

Разумней всех вельмож, исполнен миром.

И сделал царь тогда его вазиром.

Стал править царством этот человек

Так мудро, будто правил целый век.

Так все привел он под свое начало,

Что ни одна душа не пострадала.

Ни разу повода дурным словам

Он не дал. Рты закрыл клеветникам.

Не видя в нем изъяна ни на волос,

Завистник трепетал, клонясь, как колос.

Правитель новый солнцем всех согрел,

Вазир же старый завистью горел.

В том мудреце не находя изъяна,

Наклеветать не мог он невозбранно.

А праведник и клеветник-злодей,

Как бронзовый сосуд и муравей.

Хоть муравья сосудом придавили,

Да бронзу муравей прогрызть не в силе.

И было два у царя,

Красивых, словно солнце и заря;

Как солнце и луна; а ведь на свете

Им равный светоч не рождался третий.

Сказал бы ты: у них лицо одно

В другом, как в зеркале, отражено.

Мудрец очаровал юнцов речами,

Невольно овладел он их сердцами.

Они, увидя добрый нрав его,

Искали дружбы мудреца того.

И, сердцем чуждый низкому желанью,

Сам поддался мудрец их обаянью.

Дабы духовный охранить покой,

Беги, о мудрый, зависти людской!

Будь сдержанным, дружи с людьми простыми,

Чтоб клеветник твое не пачкал имя.

Вазир гулямов этих полюбил,

Для чистой дружбы сердце им открыл.

Завистник, дружбой возмущен такою,

Явился к шаху с гнусной клеветою.

Сказал: «Не знаю — кто он, кем рожден,

Но честно жить у нас не хочет он.

Чужак он, странник, здесь корней лишенный,

Что царь ему? Что царство и законы?

Он двух твоих рабов сердца пленил

И с ними в связь развратную вступил.

Имея власть в руках, не зная страха,

Бродяга сей позорит имя шаха,

А милостей твоих мне не забыть,

И я не мог его проделок скрыть.

Я долго сам сначала сомневался,

Пока до гнусной правды не дознался.

Один слуга мой верный наблюдал,

Как он их, улыбаясь, обнимал.

Ты сам, о царь мой, можешь убедиться!»

Вот так на свете клевета родится.

Пусть подлый злопыхатель пропадет,

Пусть клеветник отрады не найдет.

В сопернике он мелочь замечает,

Пожар из малой искры раздувает.

Три щепки подожжет, и запылал

Огонь, и дом, и двор, и сад объял.

Царь выслушал донос. И запылал он,

Как на огне котел, заклокотал он.

И кровь дервиша он пролить хотел,

Но гнев смирил, собою овладел.

Вскормленного тобою человека

Казнить — постыдным числится от века.

Насильем света правды не добыть

И правосудия не совершить.

Не оскорбляй вскормленного тобою!

С ним связан ты и честью и судьбою.

Безумие пролить живую кровь

Того, кому ты оказал любовь,

Кого приблизил к своему айвану,

Найдя в нем доблесть, чуждую изъяну.

О всех его делах дознайся сам

И на слово не верь клеветникам.

Царь подозренья черные скрывал,

Сам за вазиром наблюдать он стал.

Ты, мудрый, помни: сердце — тайн темница,

Коль тайна вырвется — не возвратится.

Стал он дела вазира изучать,

Изъяна отыскать хотел печать.

И вот случайно тайны он коснулся,

Вазир его гуляму улыбнулся.

Когда людей связует душ сродство,

Невольно взгляды выдают его.

И как не может напиться

Водяночный, что жаждою томится,

Так на вазира юный раб глядел...

И в этом царь недоброе узрел.

Но гнев свой укротил он и спокойно

Сказал вазиру: «О мой друг достойный!

Досель светила мудрость мне твоя,

Тебе бразды правленья вверил я.

Я чтил твой дух и разум твой высокий,

Но я не знал, что ты не чужд порока.

Нет, не к лицу тебе, увы, твой сан!..

Виновен в этом сам я — твой султан.

Змею вскормившего удел печален,

Он будет, рано ль, поздно ли, ужален».

Главой поник в раздумье муж-мудрец

И так царю ответил наконец:

«Я не боюсь наветов и гонений,

У вас не совершал я преступлений.

Не знаю я, ты в чем меня винишь,

И не пойму, о чем ты говоришь!»

Шах молвил: «Чтоб исчезла тень сомненья,

Ты и в лицо услышишь обвиненье».

И здесь вазира старого навет

Открыв, спросил «Что скажешь ты в ответ?»

Тот молвил: «Спор внимания не стоит!

Завистник подо мной подкопы роет.

Он должен был мне место уступить..,

И разве может он меня хвалить?