Бусы из плодов шиповника

Закрутился с делами по аспирантуре, укатив на все лето – в том числе и на свои двухмесячные аспирантские каникулы, на Белое море, на Биологическую станцию Зоологического института, в котором учился в аспирантуре…

И вот теперь, много лет спустя, глядя на эту пустую «Люту воду» с лихим казаком на ее этикетке и на тоже пустой глиняный кувшин из под вина, я сам тем не менее как будто бы наполняюсь «сонячним (что означает это слово я, впрочем, не знаю, но полагаю, что это что-то приятное) теплом». Таким мягким, не изнуряющим, каковым оно было в тот далекий летний день на Днестре. А потом это тепло будто бы продолжилось и в те прекрасные, теплые – начала осени дни, когда Наталья приехала ко мне и мы с ней ездили на Байкал. А большей частью жили одни на родительской даче под Ангарском, стоящей рядом с небольшим озерком, с плавающими на его поверхности белыми кувшинками, покачивающимися на темной воде этого холодного родникового озера. И как и на Украйне и в Молдавии, нам и в Сибири достаточно было друг друга и больше, казалось, ничего не требовалось для полноты жизни…

Вот ведь отчего-то отчетливо запомнился именно тот день, дня за два до моего отъезда, домой. И тот наш, кажется, крайний, поход на Молдавию за молодым вином. Когда мы с Наташей, и снова будто бы по «облакам», ближе к обеду, чуть пьяненькие – после многочисленных дегустаций у разных хозяев их вин, прежде чем их купить (а для пробы там наливали обычно почти полный граненый стакан) – возвращались к ней домой: «на Украйну», как говорила она – эта наполовину польская пани, останавливаясь время от времени только для того, чтобы поцеловаться. И остановки наши становились все чаще, а поцелуи – все дольше. И «облака», правда, уже не такие белые и плотные, как по дороге туда – «на Молдавию», нынешним утром тем не менее будто бы поднимали нас все выше и выше. И губы у Натальи были такими сочными, как спелая черешня. И пахли молодым вином и медом (вина мы у некоторых хозяев по их предложению дегустировали с медом). И моим губам никак не хотелось расставаться с ними. Да и сами мы были еще так молоды и беспечны, как молодое вино. И большая часть жизни виделась еще впереди, а не за спиной, как это есть, увы, теперь, когда я пишу эти строки…

Дальше на полке стоят красивые и до сих пор очень модные и удобные жестяные коробочки, раскрашенные под божьих коровок белыми кружочками на красном фоне.

О таких удобных и красивых коробочках для продуктов в 70–80-х годах прошлого века, наверное, мечтала каждая хозяйка в СССР. Поскольку их невозможно было нигде купить. Их можно было только достать.

Коробочки эти, в количестве пятнадцати штук, были трех размеров.

Большие – для килограмма сыпучей продукции. Средние. И маленькие.

На всех них снизу по блестящей ленточке металла было красными буквами написано, для чего предназначена та или иная из них. Например, на больших коробках было выведено: «Мука», «Рис», «Геркулес», «Манка», «Сахар».

Причем надписи на них были сделаны с двух противоположных сторон на русском и эстонском языках. Поскольку набор этот в начале 80-х годов (1983–1984 годы) нам (мы нашей семьей: я, жена Наташа, наш трехлетний сын Дима и Наташина мама Мария Ивановна жили тогда в Байкальске) привез из Таллина мой хороший знакомый Арво Вески. Какой-то дальний родственник, очень популярной в то время эстонской певицы, Анны Веске, постоянно мелькающей в те годы на телеэкране.

Меня с Арво в Таллине в очередной мой приезд из Москвы, где я учился позже в Литературном институте, познакомила Инна Мартоя, моя переводчица, которая первая перевела на эстонский язык мои рассказы. Один из которых – об охоте – очень понравился Арво, ее знакомому. Может быть, понравился именно потому, что Инна была двуязычной (отец – эстонец, мать – русская) и могла найти нужные аналоги слов, не исказив ни звуковой, не ритмической, ни смысловой структуры рассказа.

А к тому же она была просто красавица. Высокая блондинка с голубыми глазами, идеальной фигурой и приятной загадочной улыбкой…

А в Байкальск к нам Арво приезжал, в первую очередь, для того, чтобы покататься на горных лыжах. И был поражен тем, что трасса, такая хорошая, обычно пустовала. Особенно в будние дни.

– Я до этого ездил кататься или на Кавказ, или в Болгарию, потому что у нас в Эстонии хороших гор нет, – откатавшись целый день на горе Соболиной, удивлялся за общим ужином Арво, – но там снег не такой идеальный, как здесь. И народу на склонах обычно, как сельдей в бочке. А тут прямо чудеса какие-то! Праздник, да и только! И денег никто никаких не берет. Катайся, сколько хочешь. Даже как-то с трудом верится, что есть на нашей планете такие сказочные места.

Действительно, трасса тогда была еще бесплатной. Надо было только накануне договориться с дежурившим на горе «Соболиной» инструктором, чтобы он включил бугельный подъемник. Ну и поставить ему, соответственно, бутылочку крепкого, желательно сорокаградусного, напитка, чтобы он не сильно мерз потом в своем единственном тогда стоящем у подножья горы треугольном домике.