Бусы из плодов шиповника

К искреннему огорчению высокого специалиста по шурфам – кайлографа Вовки Зарубина, я и шофер выпить отказались. У меня негласное правило такое: «На буровой ни с кем и никогда!», если не хочешь, чтоб сели на шею. А дашь себе слабину – и не вылезешь из ярма панибратских отношений. А это всегда мешает работе. А Костя не «составил компанию» этому мазутному Голиафу потому, что нам предстояло еще ехать дальше. Вовка приуныл и сделал паузу в своих прибауточных разговорах. Я не преминул воспользоваться этим.

– Ну, рассказывай, что случилось-то. Подрались, что ли?

– Та нет, не подрались. Та и с кем?! Здесь разве ж люди? Мураши! – После третьей кружки «Агдама» он как-то резко захмелел и перешел с сибирского диалекта на малороссийский. – Выпили, правда, малэнько. Но пили с закуской, как полагается. Три ящика портвэйна – три огурца. Та поросеночком разжились. Ну и шум поднялся. И повязали хлопцев. А я здесь второй день от скуки загибаюсь. Х кралечке в Зиму уже хотел рвануть… – Он опять завелся и повеселел.

Из разговора с ним я понял, что мои «соколики» напились из-за вынужденного простоя. И не взирая на изысканную закуску – из трех соленых огурцов, буханки хлеба и луковицы, и на обилие не менее изысканных вин из «королевских» погребов Тарнополя (так красиво, даже как-то по-гречески именовалась эта деревенька), охмелели до последней стадии и, вдоволь изругав начальство за то, что им вовремя не подвезли трубы, почувствовали острое желание отведать свежатинки. Тем более что полтора ящика все того же «Агдама» были еще непочатые. Древний мужской инстинкт – инстинкт охотников, довел их до ближайшей фермы, «дальше ноги как-то идти не хотели», где путем сложных ловчих орудий, скрадывания, загона и был добыт «мочный кабанище». Правда, у Зарубина рассказ выходил несколько иной. И он бы удивился, услышав мой мысленный перевод. У него выходило, что якобы у кого-то кто-то из бригады когда-то вроде бы договорился купить «парасюка». А потом этот некто, тому, с которым, ну, вроде бы… одним словом, оклеветали бригаду и увезли в милицию в Тулун на разбирушки «за невинно загубленную поросячью душу по имени Василий».

Большего я от парня добиться не мог, ибо он, как-то внезапно утратил интерес к предложенной мною теме и поимел интерес к денежному знаку трешечного достоинства. Он заклинился на трешке, но приставал, правда, не ко мне, а к Косте, рисуя ему «красивую жизнь».

– Мир не видел такой доярки. Идет – земля дрожит. Но для обладания этим аппетитным центнером телес нужны срэдства, манэры нужны, винцо. Оставайся, Костик. Вечером в клуб на танцы рванем…

Я понял, что нормальный человек – не сверхгерой, просто не в состоянии устоять перед такими соблазнами и, чтобы не искушать себя, пошел в контору с надеждой выяснить у директора совхоза все более точно, сказав Косте, чтобы он сгрузил две обсадные трубы и шесть водоподъемных. («По проекту здесь скважина не глубже 80 метров. Должно хватить».)

– А когда вернусь, поедем в Тулун.

Двухэтажная бревенчатая контора совхоза находилась рядом с забором гаража. Забор был ветхим, с выдранными во многих местах досками, но зато имел надежные, вычурно отделанные металлические ворота, на арке которых на одной проволочке, качаясь, как маятник, висела четырехугольная фанера, имеющая надпись:

Памятка:

Проверь свой транспорт, и в добрый путь!

Возьми права, да и путевку не позабудь!

Над дверями конторы на уровне второго этажа тоже красовался лозунг. По алому белым было написано: «Каждому полю – знак качества!»

Во дворе гаража грустно стояли разобранные комбайны, трактора, валялись какие-то каркасы и запчасти.

Два человека возились возле трактора К-700. Консультации им резким окриком давал человек, высунувшийся почти по пояс из окна второго этажа.

– Да ты сальник замени, Кирилл!

Не получив ответа, но внимательно наблюдая за тем, что делают чумазые мужики, он продолжал «помогать»:

– Карбюратор продуй!.. И опять весь внимание.

Я поздоровался с ним (поскольку он замолчал и был ближе ко мне, чем остальные) и вежливо спросил:

– Простите, не вы директор совхоза?

Он ответил с таким же энтузиазмом и серьезом, с каким давал консультации. «Чувства юмора ноль процентов», – констатировал я.

– Да нет! Не я! – Раздражение тоже было в его ответе, дескать, ходят тут всякие – отвлекают.

– Я главный инженер! А директор на первом этаже! По коридору направо… Да ты ключ на 36 бери! Что ты ломом-то корежишь!.. – закричал он с новым энтузиазмом. Но это уже относилось не ко мне, а к «немым» ремонтникам, которые по-прежнему неспешно копались в моторе.

Директор совхоза был человек в Тарнополе новый, назначенный на место недавно снятого за развал предшественника. Бывший директор работал теперь опять же директором то ли пчелосовхоза, то ли артели какой, то ли еще чего. Начальник, одним словом, а чего – не важно. Я подумал, что, наверное, существует такая категория людей, у которых в графе «специальность» значится «начальник» или «начальничек» и там уже совсем неважно чего.