В «Капитале» Маркс говорит об «искалеченном» рабочем, «просто фрагменте человека»; такая характеристика предполагает существование неискалеченного, «не фрагментированного» рабочего, в полной мере восстановившего свою человечность. В этом смысле Маркс может говорить об окончательной цели (названной коммунизмом) как «возвращении человека к самому себе как человеку общественному
, т. е. человечному»[114], иными словами, о полном и осознанном возвращении, включающем в себя все богатство предыдущего развития.Среди специфических проявлений свободной осознанной деятельности почетное место занимает любовь
. В своей полемике с Эдгаром Бауэром[115], который называл любовь жестокой богиней, Маркс указывал на то, что Бауэр превращает любящего человека, любовь человека в человека любви благодаря тому, что отделяет «любовь» от человека и тем самым делает любовь чем-то независимым… Любовь учит человека по-настоящему верить в мир предметов вне его, что превращает не только другого человека в объект для нас, но также объект в человека. Эта идея очень важна: любовью создаются не только социальные связи; вера в реальность мира вне нас основана на способности любить. Однако, продолжает Маркс, Бауэр не только нападает на любовь как на человеческую деятельность, но заодно на все живое, все непосредственное, всякий чувственный опыт, весь действительный опыт в целом, о котором никогда заранее неизвестно, «откуда» или «по какой причине».Слова «все живое» – ключевые в Марксовой идее бытия. Бытие относится к жизни
и к настоящему, обладание – к смерти и к прошлому. За предположительно чисто экономическими концепциями капитала и труда стоят антропологические концепции, придающие битве между трудом и капиталом духовный, страстный характер. Это ни в коей мере не теоретическое рассуждение. Маркс выразил это очень отчетливо. В «Капитале» он – и это уже не молодой Маркс – пишет: «Капитал – это мертвый труд, который, как вампир, оживает лишь тогда, когда всасывает живой труд, и живет тем полнее, чем больше живого труда он поглощает»[116]. В «Коммунистическом манифесте» он противопоставляет коммунизм капитализму в следующих выражениях: «Таким образом, в буржуазном обществе прошлое господствует над настоящим, в коммунистическом обществе – настоящее над прошлым. В буржуазном обществе капитал обладает самостоятельностью и индивидуальностью, между тем как трудящийся индивидуум лишен самостоятельности и обезличен»[117].Жизнь и смерть, прошлое и настоящее, свободная деятельность в противоположность несвободной, труд и капитал, независимость и покорность, рост и уродство – таковы многочисленные аспекты марксовой фундаментальной дихотомии бытия и обладания, которые лежат в основе всей его системы. Следующая цитата – одна из многочисленных формулировок: «Чем ничтожнее твое бытие
, чем меньше ты проявляешь свою жизнь, тем больше твое имущество, тем больше твоя отчужденная жизнь, тем больше ты накапливаешь своей отчужденной сущности. Всю ту долю жизни и человечности, которую отнимает у тебя политэкономия, она возмещает тебе в виде денег и богатства, и все то, чего не можешь ты, могут твои деньги: они могут есть, пить, ходить на балы, в театр, могут путешествовать, умеют приобрести себе искусство, ученость, исторические редкости, политическую власть – все это они могут тебе присвоить; все это они могут купить; они – настоящая сила. Но чем бы это все ни было, деньги не могут создать ничего, кроме самих себя, не могут купить ничего, кроме самих себя, потому что все остальное – их слуга, а когда я владею господином, то я владею и слугой, и мне нет нужды гнаться за его слугой. Таким образом, все страсти и всякая деятельность должны потонуть в жажде наживы. Рабочий вправе иметь лишь столько, сколько нужно для того, чтобы хотеть жить, и он вправе хотеть жить лишь для того, чтобы иметь [этот минимум]»[118].14
Общая «религиозная» озабоченность
Традиция мистицизма
Когда Маркс говорит о «чувстве обладания», он имеет в виду в точности то же, что Экхарт называл «привязанностью к эго»; когда Маркс использует нищету как условие бытия, его терминология идентична терминологии Экхарта.
В других отношениях общее мнение усматривает большие различия между ними, хотя они едва ли существуют. Это особенно верно для двух проблем: роли рациональности и светской активности. Мистик Экхарт считается противником и рациональности, и светской активности, откуда вытекает совершенная непримиримость с «рационалистом» и сторонником активности Марксом. Эта ошибка в оценках опирается на общепринятое и почти единодушное непонимание мистицизма вообще и мистицизма Экхарта в частности.