Бывший вундеркинд. Детство и юность

Пока я ожидал приказа отправиться в лагерь Девенс в Аейре, штат Массачусетс, чтобы окончательно уволиться из армии, разразилась эпидемия гриппа. Сначала мы не воспринимали ее всерьез, но вскоре мы стали узнавать о смерти то одного, то другого солдата. Мы все носили маски от гриппа, а огромный и неуклюжий профессор Гаскинс из Дартмута окуривал нас из своей трубки. Один очень честный и сознательный солдат, выпускник Массачусетского технологического института, посланный на разгрузку вагона, пожаловался на недомогание. Врач отослал его обратно на работу, а на следующий день он умер от воспаления легких.

Печально было видеть плохо отесанные сосновые гробы, громоздящиеся на станционной платформе, и думать о том, кто следующий. Я получил телеграмму от отца, в которой он сообщал, что мой друг д-р Г. М. Грин с Гарвардского отделения математики, обрученный с моей сестрой Констанс, только что скончался в результате эпидемии. Эта новость сильно потрясла меня. Она пришла незадолго до моего отъезда в лагерь Девенс.

Внешне Айер показался мне таким же, каким он был в дни моей юности, однако в нем произошло много важных перемен. Поскольку железные дороги имели тенденцию к удлинению, а такие маленькие ответвления, как Айер, стали приходить в упадок, этот город потерял свою былую славу важной железнодорожной узловой станции. А с другой стороны, лагерь Девенс, возникший лишь в начале войны, стал намного больше самого города, и торговцы наживались, продавая товары солдатам.

Практически нечем заняться, когда ожидаешь увольнения. Надо было пройти медицинский осмотр и подписать кое-какие бумаги. На один день меня отправили работать на разгрузке угля для электростанции. Большую часть времени я проводил в различных библиотечных пунктах, читая произведения Г. К. Честертона. Наконец наступил день моего увольнения, и после короткого визита к моим друзьям, жившим у аптеки Брауна, я сел на поезд и отправился домой.

XVIII

ВОЗВРАЩЕНИЕ К МАТЕМАТИКЕ

Окончание войны принесло с собой в нашу семью острое чувство утраты, связанное со смертью Г. М. Грина. Грин был обаятельным и скромным молодым человеком, сильно привязанным к моей сестре Констанс, искренним и нежным. Он был также большой потерей для современной науки, поскольку он разработал совершенно индивидуальный подход к геометрии, и казалось, он станет тем элементом на математическом отделении в Гарварде, которого так не хватало. Смерть молодого человека на самом пике его профессиональной карьеры, вероятно, является одной из самых величайших трагедий, и нам всем, моей сестре, моим родителям и мне самому, было тяжело сознавать, что наш друг покинул нас навеки.

Родители Грина отдали его книги по математике Констанс, как той, которая больше всех находилась с ним в последние месяцы его жизни, и той, которой эти книги были нужнее, чем кому-либо еще. Констанс отправилась в Чикаго в надежде забыть о своей тяжелой потере, насколько это было возможно, занявшись новой работой. Поэтому у меня появилась возможность взглянуть на эти книги и прочесть их. Они появились как раз тогда, когда это было нужно для моей работы.

Впервые я по-настоящему хорошо стал понимать современную математику. Среди этих книг были «Theorie des equations integrates» («Теория интегральных уравнений») Вито Вольтерра, книга с таким же названием Мориса Фреше и другая его книга о теории функционалов, «Funktionentheorie» («Теория функций») Осгуда, книга Лебега о теории интегрирования (которой я уделил особое внимание) и, как мне кажется, какая-то книга на немецком также о теории интегральных уравнений.

Однако чтением книг по математике нельзя было оплатить ни еду, ни проживание в родительском доме, и само по себе чтение не продвигало меня в моей профессиональной деятельности. Я вновь принялся за поиски работы. Я разослал свои заявления в различные агентства по найму учителей, но был еще только февраль, и, похоже, до следующего сентября невозможно было найти место преподавателя. На озере Силвер соседом моих родителей во время летних сезонов был мистер О’Брайен из бостонского «Геральда», и они отправили меня к нему в надежде, что он сможет предоставить мне работу в своей газете. Мой опыт в издательстве энциклопедии говорил в мою пользу. Однако я не мог понять, каким образом намеревался мистер О’Брайен использовать мои способности математика, обучая меня на должность финансового редактора. Для этого у меня, конечно же, не было ни таланта, ни склонности.