Бывший вундеркинд. Детство и юность

В течение нескольких лет я пытался найти издателя для моих гарвардских обучающих лекций. Поскольку они не были завершенной работой, я не думаю, что я совершенно неправ в том, что вижу в идее конструктивной логики, которую я развивал в этих лекциях, определенный подход к идеям, посредством которых Гедель смог показать, что в каждой системе логических аксиом существуют теоремы, истинность или ложность которых невозможно доказать на основе этих аксиом. В конце концов, я отослал рукопись П. Э. Б. Журдену, выдающемуся английскому логику, жившему рядом с Кембриджем, и с которым я уже какое-то время переписывался. Когда я жил в Кембридже, я попросил его принять меня у него дома, но мы так и не смогли выбрать для этого время. Когда я выслал ему рукопись, и долгое время после этого я не знал, что он безнадежный инвалид, едва способный пошевелить пальцем. Он хорошо знал о том, что у него заболевание Фредерика, атаксия, врожденное нарушение нервной системы, всегда заканчивающееся параличом и ранней смертью. Невзирая на это смертельное заболевание, он женился и стал редактором серьезного философского журнала «Монист» («Monist»). Он написал полную юмора критическую книгу о философии Бертрана Расселла, в которой каждая глава предварялась соответствующим отрывком из Льюиса Кэрролла.

Моя рукопись пришла к Журдену за несколько месяцев до его смерти. Если бы я знал, что он так болен, я бы, конечно, не послал рукопись Журдену, чтобы не ставить его в неловкое положение. Тем не менее, она была напечатана, и журнал «Монист» переплел отдельные оттиски моей рукописи, поскольку она была напечатана частями в трех номерах журнала, оформив ее как книгу. Это доставило мне удовольствие, и я воображал, что опубликована моя книга.

Статьи нашли лишь небольшой отклик. Профессор Брод из Кембриджа ссылался на них; но в те дни работа в математической логике не могла помочь в том, чтобы получить работу преподавателя математики или философии. Сегодня математическая логика является признанной профессиональной деятельностью. Подобно некоторым другим наукам, это профессия для эпигонов, а не для первопроходцев. Там стоят столы, за которыми гостей обслуживают только после того, как стол полностью сервирован. Самые лучшие профессии сохраняются для студентов, делающих именно то, что было своевременным в дни молодости их профессоров, поскольку «глиняные идолы», как известно, не выносят hybris[53]

.

Весной 1919 года я прослышал о двух вакансиях на должность преподавателя, и обе они показались мне в равной степени привлекательными. Об одной я услышал в агентстве по найму преподавателей, на отделении науки в Кливленде; другая, на которую я обратил внимание из-за профессора Осгуда из Гарварда, была в Массачусетском технологическом институте. Я не думаю, что профессор Осгуд был высокого мнения обо мне или о предлагаемой работе, поскольку прежний вклад в математические исследования, сделанный Массачусетским технологическим институтом, был ничтожен, а отделение математики тогда выполняло исключительно роль обслуживающего отделения, готовя студентов для выполнения требований по математике, предъявляемых профессией инженера. Однако в послевоенные годы был огромный спрос на любого, кого можно было назвать математиком. У меня были некоторые надежды, что профессор Веблен сможет взять меня к себе как члена группы, работавшей на испытательном полигоне, как он взял Франклина и многих других, из которых он создал впоследствии поистине знаменитое отделение математиков в Принстоне; но хороших кандидатов было много, а я не вошел в число тех, кому он отдал свое предпочтение.

Я навестил профессора Тайлера, руководителя отделения математики в Массачусетском технологическом институте. Это был маленький человек с бородой и умными глазами; он не был математиком-исследователем, но он обладал дальновидностью и всеми силами стремился упрочить репутацию и благополучие своего отделения. Он определил меня на должность преподавателя, чтобы я помог управиться с новым поступлением, с перспективой предоставления мне более постоянной работы, если я буду хорошо справляться с порученной мне работой, но без каких-либо твердых обещаний. Он предложил мне заниматься прикладной математикой. Так случилось, что мои непосредственные исследования на отделении касались чистой математики, однако благодаря счастливым тридцати трем годам совместной работы с Массачусетским технологическим институтом и приобретенным знакомствам среди инженеров, а также участию в решении технических проблем мои чисто математические исследования обрели прикладной оттенок, так что обо мне в какой-то степени можно сказать, что я выполнил то, что мне было предписано профессором Тайлером.