Бывший вундеркинд. Детство и юность

Весьма распространенным является то, что путают работу бухгалтера с работой математика. Разница между математикой, где важную роль играет воображение, и счетоводством очевидна, и в равной мере она видна между счетоводством и вычислением. Бухгалтер должен учитывать каждый цент. Его обязанность заключается в том, чтобы устранять несоответствия, порождающие возможность для кого-либо присваивать неучтенные деньги. Математик вычисляет с точностью до какого-то числа после запятой. Его максимально допустимая ошибка представляет собой не абсолютную величину такую, как цент, а установленную долю наименьшей величины, с которой он имеет дело. Вычислитель, превращающийся в бухгалтера, склонен оставлять значительные суммы денег неучтенными, тогда как бухгалтер превращает вычисление до подсчета двух знаков после запятой, где логичнее было бы из-за поставленной задачи учесть четыре или пять знаков, а в другом случае ни одного. И если человек недостаточно молод и гибок, то для него такой переход от одного задания к, казалось бы, аналогичному другому заданию просто катастрофа.

К счастью, я избежал подобной участи, поскольку мне предложили работу журналиста. В бостонском «Геральде» я писал статьи, и там я познакомился с мусорной корзиной и печатным словом, шумом пишущих машинок и линотипов и с общим ощущением спешки и суеты, естественных для редакции городской газеты. Я попробовал написать несколько передовых статей. Очень скоро я познакомился с тем, с каким тщанием автор передовиц должен проверять факты, чтобы не задеть ненароком чьих-либо чувств. Затем мне поручили писать статьи для воскресных выпусков.

Текстильная промышленность Лоуренса переживала одну из своих периодических забастовок, и меня послали, наделив полной свободой действий, для подготовки большого репортажа о ситуации. В то время я был менее либерально настроен, чем теперь. Случись мне встретить одного из руководителей профсоюза Лоуренса в поезде, я бы не удивился, если бы обнаружил, что у него есть рога и копыта. Вопреки моим ожиданиям, руководителем оказался прекрасный, милый пожилой человек, выходец из Ланкашира, покинувший Англию, когда приближение промышленной революции ощущалось едва-едва. Он был свидетелем того, как филантропия первых производителей Новой Англии открыла путь владельцам, живущим вдали от своих владений, а английские ткачи были вытеснены канадцами французского происхождения, бельгийцами, итальянцами и греками. Он продолжал применять власть, работая с молодым поколением, хотя уже понял, что управлять этим поколением надо по-другому, не как их предшественниками; и молодые стали растить своих собственных профсоюзных лидеров под его руководством.

Он сказал мне, чтобы я присмотрелся к жилищным условиям в Лоуренсе, и к тому, как проводится работа по американизации иммигрантов. Также он дал мне список священников и лидеров профсоюза, чтобы помочь мне понять истинную жизнь различных иностранных элементов в Лоуренсе. Я оценил по достоинству честность этого человека и посчитал его совет разумным и полезным.

Лоуренс был больным городом. Фабрики задыхались от перенасыщенности устаревшим оборудованием и от конкуренции с Югом, где не было еще никаких норм по найму на работу, и где из-за более благоприятного климата выплачивалась более низкая заработная плата. Многие владельцы лоуренсовских фабрик никогда не бывали в Лоуренсе, оставив все проблемы, связанные с управлением и наймом рабочих, на усмотрение своих агентов, пытавшихся удовлетворить требования работодателей относительно прибылей и требования рабочих более высокой оплаты труда и улучшенных условий производства. Жилищные условия были ужасающими, и хотя работодатели оправдывали это, приводя избитый довод, что рабочие, нанимаемые ими, очень быстро приводят в неприглядное состояние любое приличное жилье, всегда можно было ответить на это, что предоставление такого гнусного жилья делает невозможным нанимать более приличных рабочих. Я посетил одно из занятий по адаптации иммигрантов к американскому образу жизни в ассоциации молодых христиан и пришел в ужас от того, что там увидел. Преподаватели не только не имели понятия о родном языке тех людей, которых они учили, а это был итальянский на том занятии, что я посетил, но они абсолютно не соприкасались с образованными людьми из иммигрантских обществ. Учебники, используемые на занятиях, призывали рабочих любить и почитать боссов, а также во всем подчиняться начальнику, как самому Иегове. Это был именно тот унижающий вздор, способный оттолкнуть любого рабочего, обладающего характером и независимостью.