Говоря обо всем этом, я далеко вышел за рамки собственной истории, которая и есть предмет этой главы, я продолжаю тему незаживающей раны, постоянно напоминавшей о себе в нашей семейной жизни. В течение значительного времени в этот период я жил дома, внося свой посильный вклад в семейный фонд. Можно было бы спросить, отчего я не уехал из семьи и не поселился где-нибудь в меблированных комнатах, скажем, в Кембридже. Много раз я был на грани того, чтобы сделать это, и много раз родители указывали мне на то, что, если я буду продолжать вести себя таким образом, то мне неизбежно придется это сделать. И тем не менее, по крайней мере, мать дала мне четко понять, что такое отделение будет вечно между мной и семьей как признак моей абсолютной несостоятельности и будет означать полный и окончательный крах семейных отношений.
В течение раннего периода моей жизни дома мне дали понять, что я полностью зависим от щедрости семьи, и те суммы, которые я получал в качестве стипендии, составляли лишь незначительную долю того, что давала семья. Позже, когда я стал способен зарабатывать себе на жизнь, у меня по-прежнему не было друзей вне моей семьи. Таким образом, хотя и отделение от семьи было желательным, изгнание из семьи было изгнанием в темное никуда.
Из моего дальнейшего повествования читатель узнает, что летнее время для меня всегда сопровождалось долгими экскурсиями в горах на протяжении многих лет до моей женитьбы. Позднее эти экскурсии в некоторой степени были заменены поездками по Европе, зачастую я отправлялся туда вместе со своими сестрами. Это несколько снимало напряжение в жизни семьи, в частности, в том, что касалось навязанного мне опекунства над моим братом, а также эти путешествия были очень важны для моего благополучия. Тем не менее, мои родители делали все для того, чтобы заставить меня взять с собой Фрица в эти походы по горам. Это было несправедливо, и это было то требование, которое я не мог выполнить.
Кстати сказать, я еще раньше начал испытывать беспокойство по поводу патриархального уклада семьи. Однажды, когда я был еще совсем юным, отец планировал вместе со мной сделать своеобразный музей фауны и флоры местности, где находилась Оулд Милл Фарм, и предложил посвятить большую часть нашего свободного времени подготовке этой коллекции. В другой раз он выразил намерение, заключавшееся в том, что, когда Констанс и я станем взрослыми, он посвятит оставшуюся часть своей жизни школе, которую он создаст в соответствии со своими принципами, а моя сестра и я будем в ней преподавать. Много раз он говорил о том, что хотел бы вернуться к романтическим приключениям своей молодости и пересечь континент на крытой повозке вместе с нами. Все эти проекты были достойны восхищения, поскольку свидетельствовали о молодости его души, и через них в доме, где не было строгого родительского надзора, выразилась бы родительская любовь в самой восхитительной из форм, а также приверженность интересам семьи. Однако в жизни все было наоборот.
Каждое лето мы были заняты выращиванием сада, мне поручалась прополка сорняков, прореживание спаржи, сбор персиков и прочее в том же духе. Это были простые задания, и, если бы они не представляли собою продолжение моего порабощения, просто вынесенного на лоно природы, то были бы намного приятнее. Я был неуклюж, непродуктивен и ленив; и час за часом мне приходилось выслушивать все эти монотонно повторяющиеся замечания о моих недостатках, когда я работал в поле вместе с отцом. По замечанию моего отца я совершенно был непригоден в качестве помощника по ферме, и у меня, естественно, выработалось отвращение к работе в поле. Я до сих пор испытываю это отвращение, и оно станет препятствием для меня, когда мои силы пойдут на убыль, в выполнении легкой работой в саду в качестве подходящей активной деятельности для тела. Как бы то ни было, поскольку в течение всей зимы отец диктовал мне, как я должен жить, полагая это своим долгом наставника, совершенно невыносимым было то, что и лето становилось продолжением зимнего режима, в то время как мне совершенно было необходимо это время для того, чтобы восстановить свои силы и приобрести новые знакомства.
Позднее, после Первой мировой войны отец продал дом на улице Спаркс, посчитав его слишком большим для семьи, которая не нуждалась более в увеличении жилья, и вложил эти деньги не только в более маленький и более старый дом на улице Бакингем, но и в яблоневый сад в городе Гротон, штат Массачусетс. Он надеялся, что вся семья примет участие в работе в этом саду, по крайней мере, в сезон сбора яблок, и что это будет прекрасное место для летнего отдыха для сыновей и дочерей с их супругами и ожидаемыми внуками. Этот план с самого начала был обречен на провал. Молодые люди, которым едва перевалило за двадцать, должны считаться с необходимостью создания своего круга знакомых, и они не могут в течение долгого времени пренебрегать возможностью поиска своих будущих супругов.
XIII
ФИЛОСОФ ВОПРЕКИ САМОМУ СЕБЕ
Гарвард. 1911-1913