C'est La Vie или смысл жизни и цена «человека». Как сформировать настоящего человека

У меня перед глазами послевоенные годы в г. Ленинграде, когда на всех углах ездили на тележках с подшипниками покалеченные без ног инвалиды, а потом куда-то все разом пропали. Уже к концу жизни, лишь недавно, я узнал, почему так случилось, когда прочел, что их всех увезли просто умирать в дома престарелых, некоторых посадили на баржи и свезли на о. Валаам, чтобы не мозолили глаза в крупных городах. И у меня перед глазами два человека, прошедшие всю войну: мой тесть подполковник Путяков Константин Петрович, который всю войну провел в блокадном Ленинграде (у меня есть его фотография того времени — живой труп) на Невской Дубровке, на Ладоге — «дороге жизни». Он начал войну майором и закончил ее в том же звании, потому что его несколько раз понижали в звании, т. к. он был честный человек, ничего не боялся, остер на язык и всегда говорил правду. Он после войны восстанавливал г. Севастополь, строил там причалы, а потом город и порт Находку, руководил крупнейшим в то время строительным трестом в Приморье. После окончания строительства порта ему должны были дать Государственную премию и даже хотели поставить памятник в г. Находка, но вместо этого сослали в г. Саратов строить завод техстекла и авиационный завод, а потом еще дальше в г. Армавир строить какие-то заводы, перерабатывающие сельхозпродукцию. В то время в г. Находке он иногда напивался как свинья и его приносили домой, я думаю это просто от воспоминаний об ужасах войны, потому что это невозможно выкинуть из памяти. Он никогда и ничего не рассказывал о войне. А в г. Находке провинился он за то, что на замечание Министра строительства СССР о невысоком качестве бетона в морской воде (Путяков К. П. перед этим защитил кандидатскую диссертацию о качестве бетона в морской воде, потому что он был по специальности фортификатор и начал писать свою кандидатскую работу еще до войны). Он сказал министру: «Если вы так хорошо разбираетесь в составах бетона, то вставайте на мое место, а я на ваше». Так и закончилась его карьера. Он всегда был мрачный. Никогда не ругался матом, но настолько был справедливым и едким, что многие говорили: «Лучше бы обматерил». Он был очень честный, никогда не пользовался своим положением, жил очень скромно, его так уважали и любили и рабочие и инженеры, что просто ездили за ним толпой на стройки, чтобы работать вместе. Второй пример. Когда я работал в институте «Южгипронисельстрой», там работал начальником отдела к. т. н. Фильченков И. Ф. Он всю войну прошел без ранений, а был летчиком-истребителем. Я к нему очень часто приставал с вопросами как так, всю войну и так удачно. Что он думал, когда летал, думал о том, что у немца тоже есть семья, дети, что может он и не фашист вовсе, а такой же человек, как и все, кричал ли за Родину, за Сталина??. Однажды он не выдержал и грубо мне ответил: «Ни о чем таком я не думал. Мысль была только одна: кто первым поймает цель, потому что от этого зависела твоя собственная жизнь

! Кто первым убьет. И больше ничего». То есть на войне человек перед угрозой смерти теряет свой человеческий облик и никаких нравственных сомнений, угрызений совести ничего нет — один животный инстинкт — выжить любой ценой. Я хоть и удивился, но воспринял это просто как его особенность, потому что в литературе все по-другому. Правда и тогда уже были произведения В. Быкова, заставлявшие задуматься. Но это все было как бы, без масштабно. Все-таки идеологическая пропаганда и пафос художественной литературы делали свое дело: я гордился своей страной и нашими людьми. Даже книга «В окопах Сталинграда» В. Некрасова воспринимались как победные реляции. Настораживал тот факт, что такая историческая великая победа, а литературы о ней мизер, кроме победных странных «военных» песен типа «Темная ночь», «В землянке», «О друзьях-товарищах». Были отдельные горькие стихи поэтов-комсомольцев (вышел один сборник). Немного рассказывал о солдатах К. Симонов, но слишком далеко от правды. Почему же до сих пор нет правды ни о революции, ни о войне?[5]

А потому, что уцелевшие в этих битвах ничего о войне не рассказывали и не писали. Не писали не потому, что они не были ни писателями, ни летописцами, а потому, что писать или рассказать о том, что было на самом деле, нужна отвага, смелость и мужество, после того как сам выжил среди тысяч и миллионов убиенных, в смерти которых ты вольно или невольно принимал непосредственное участие — вспоминать страшно и лучше вообще молчать, носить в себе. Любое

убийство другого человека

, тем более умышленное, — это преступление против человека и человечества и, прежде всего, для твоей собственной души, и не каждый может от этого абстрагироваться. Да и как это сделать, если ты сам убивал. Как это оправдать даже в своих собственных глазах, а тем более в глазах кого-то другого? От этого не отмыться и не оправдаться никакими словами.

Вот несколько отрывков из книги Н. Никулина «Воспоминание о войне»