Campo santo

Фильм о Палестине – последнее кинопереживание Кафки, о котором рассказывает книга Цишлера. Что́ Кафка думал по этому поводу, ни он сам, ни иные источники не сообщают. Ясно одно: впоследствии Кафка ходил в кино нечасто. «Триумф воли» его, во всяком случае, миновал. Правда, невольно задаешься вопросом, каково было бы у него на душе, доведись ему увидеть эти шествия. И последнее: согласно Цишлеру, 20 сентября 1913 года, в тот день, когда в веронском кинематографе у Кафки от затяжной безутешности навернулись на глаза слезы, в тамошних кинотеатрах показывали фильмы «Poveri bambini», «Il celebro bandito Garouche» и «La lezione dell'abisso»[81]

. «La lezione dell'abisso» – предтеча героических фильмов о горах, жанра, в котором Лени Рифеншталь два десятилетия спустя сделала себе имя. В 1935 году она, еще и теперь, как я слыхал, шныряющая в лазурных водах Мальдив, ведет съемки высоко в снежных баварских горах. Там нет ничего, кроме небесного простора, и фюрер, богоравное существо, видеть которое никому не дано (зато каждый видит все и вся его божественным, так сказать парящим над миром оком), приближается на самолете к городу мейстерзингеров, где состоится партийный съезд. Вскоре он с огромным эскортом едет по улицам. От той стародавней, трогательной Германии, которая как-то раз вспомнилась Кафке, когда он листал «Гартенлаубе», не видно и следа, из-за сплошных человеческих толп – повсюду плечом к плечу теснятся люди с сияющими лицами, стоят на карнизах, стенах, лестницах, балконах, перевешиваются через подоконники. Автомобиль фюрера движется среди них, как в ущелье. Затем, без предупреждения, странная, невероятно суггестивная последовательность кадров, где, опять-таки с высоты, виден палаточный город. Насколько хватает глаз, всюду какие-то белые пирамиды. Сперва, из-за непривычного ракурса, вообще непонятно, что это такое. День только-только начинается, и мало-помалу, среди еще полутемного пейзажа, из палаток выходят люди, поодиночке, по двое, по трое, и все идут в одном направлении, будто кто-то позвал их по имени. Величественность зрелища слегка нарушается, когда уже с близкого расстояния смотришь, как немецкие мужчины умываются, раздевшись до пояса, – главный символ национал-социалистской гигиены. Тем не менее магическая картина белых палаток остается в памяти. Народ странствует через пустыню. На горизонте уже виднеется земля обетованная. Сообща они до нее доберутся. Через восемь-девять лет после создания фильма на этом месте будут черные руины Нюрнберга, города, который в 1947-м, когда родился Цишлер, еще лежал в развалинах.

Сам Кафка, как известно, вообще не доверял утопизму. Незадолго до кончины он сказал о себе, что сорок лет скитался, покинув Ханаан, и общество людей, которого ему порой недоставало, в сущности, вызывало у него подозрения, ведь он хотел только одного – раствориться в одиночестве, как в море. Действительно, вряд ли можно найти столь одинокого человека, как Кафка на последних фотографиях, вдобавок к которым существует и еще один портрет, до известной степени из них экстраполированный. Написан он Яном Петером Триппом и изображает Кафку предположительно таким, каким бы он выглядел, если бы прожил еще одиннадцать-двенадцать лет. В 1935 году. Состоялся бы партийный съезд, в точности как в фильме Рифеншталь. И расовые законы вступили бы в силу, и Кафка, сфотографируйся он еще раз, смотрел бы на нас как с этого призрачного портрета – с той стороны могилы.

Scomber scombrus, или Макрель обыкновенная

По поводу картин Яна Петера Триппа

Западный ветер раздувает паруса, и курс проложен так, чтобы наша лодка прошла наперерез через приливно-отливное течение, куда охотно заплывает макрель, относящаяся, как известно, к числу самых прожорливых рыб. На рассвете мы закинули самоловы. Скоро в сумеречной дали проступил барьер меловых скал, поверху окаймленный узкой кромкой темных лугов и леса, но затем понадобилось еще довольно много времени, чтобы косые лучи солнца пронизали легкие волны и пришла макрель.