Чада, домочадцы и исчадия

И лишь затем посыпались вопросы, как живется ему у Премудрой.

— Ну как же ты так, Илюша? Ежели у тебя нужда какая приключилась — отчего ко мне не пришел? Ну разве бы я тебе не помогла? Что ж тебя к этой гадюке понесло?

Понимая его службу, про Елену она не расспрашивала, лишь один раз не утерпела:

— И чего она, свербигузка, погоду портит?

— Так не нарочно же, матушка, — вступился за Премудрую Илья. — Само оно у нее выходит.

Вот тогда-то и ахнула Искусница:

— Надо же! Я-то в этих местах родилась, урочище это в наследство приняла — а и то мне сила не сразу отзываться стала! А ей, выходит, сама в руки далась…

Матушка постучала пальцами по столешнице, встала из-за стола, прошлась по горнице — всегда-то ей на ходу или за делом лучше думалось…

Снова села на свое место во главе стола, и Илья, терпеливо ждавший пояснений, напомнил о себе:

— Что не так, матушка? Разве ж это плохо?

— Всё так, сынок, всё хорошо — да не хорошо. Не хочет Премудрая урочище держать, домой рвется… Молодая, вот гонор покою и не дает: нестерпимо ей, что ее, ведьму, выдернули, ровно морковку из грядки! Мирослава-то, дура старая, всё преемницу по себе искала — вот и сыскала. У старухи тоже спеси было… Вот и притянула! Так Мирослава хоть меру своим силам знала!

Искусница задумалась, глядя в окно — глубоко задумалась, так, что даже морщинка пролегла между бровями…

— Вот что… Можешь рассказывать ей о ворожбе да о силе всё, что знаешь — даже и то, что тебе знать вроде как и не положено. Первым разговора об этом не заводи, но коли спросит — говори. Дозволяю! И постарайся так дело повернуть чтобы поняла она, что здесь у нас хорошо, что есть, ради чего остаться…

Богатырь проворчал:

— Ну ты, матушка, еще предложи мне ее по-мужски ублажить!

— А и предложила бы, сынок! Да только у тебя, Илюша, склад характера не тот. А был бы на твоем месте Алешенька — предложила бы.

Ступеньки лестницы под ногами не то что не скрипели — не смели даже пискнуть. Резные, выглаженные завитки на перилах скользили под ладонью, и я в очередной раз мимоходом и уже привычно порадовалась, что Илье не жаль тратить силы на подобное.

Он, кажется, без дела вообще сидеть не умел, и внизу уже, наверное, вся мебель и утварь носила следы его ремонта — где мелкого, а где покрупнее. А ведь мог бы другое занятие найти, вон хоть с мечом упражняться, а не избу Премудрым по бревнышку перебирать…

А потом лестница закончилась, и закончилось время для посторонних мыслей.

Мне нужно было открыть сундук — и либо он сейчас откроется, либо пожалеет.

И вот вроде бы, не смогу я его открыть, так и не ничего страшного, не горит: до соседних урочищ доехать — Булату разок скакнуть, а всё. Кончилось мое терпение.

Разрыв-траву я рыжей Василисе вернула, но у меня и без травы, своей родной дури хватит.

Сила, угнездившаяся под сердцем отозвалась на зов легко — будто я и не делилась недавно с больными детьми.

Она, колючая, поддавалась всё легче, да и царапать вроде бы ощутимо меньше стала…

Вот и сейчас я подняла руку над сундуком и мысленно “погнала” от средоточия зеленый поток к ладони.