Чада, домочадцы и исчадия

Я растерялась: с этой стороны я на вопрос не смотрела.

Ожидала, самое большее — втыка за несоблюдение техники безопасности, да и то, легонького: богатырь без шуток относился к моему над ним превосходству, субординацию блюл тщательно и устраивать хозяйке суровый выговор не позволил бы себе нипочем.

— Беда ведь не в том, что тебе вред причинить могли, а меня бы рядом, чтобы уберечь, не оказалось.

“…и неизвестно, чем бы это аукнулось моему стражу”, — медленно дошло до меня то, о чем я забыла.

— Беда в том, что ведовское слово — дорого. И коли ты его нарушаешь, так тебя на том подловить можно, Премудрая.

Теперь он глядел на меня прямо, серьезно — и у меня сердце оборвалось.

Мало ли чего он потребует сейчас в уплату за нарушенное обещание? И ведь я уже чувствовала, что придется требование исполнить, и комок, поселившийся под сердцем, растопырился и восколючел, подтверждая возникший магический долг.

Илья только головой покачал, глядя на меня, застывшую тревожным сурком.

— Ничего мне от тебя не надобно, Премудрая. Ты уж постарайся только не разбрасываться словом, не раскинув наперед мыслью.

Он встал, еще раз посмотрел на меня — но уже сверху вниз, здоровенный такой, серьезный, взрослый, ответственный.

Самое то, конечно, чтобы почувствовать себя маленьким несмышленышем и осознать всю глубину своей безответственности.

У меня даже сердце кольнуло.

И только когда Илья шагнул на лестницу, до меня дошло, что это — не от угрызений совести.

— Илья, — позвала я испуганным шепотом. — Илья, оно не работает! Твое прощение не работает. Долг не исчез. Назови, пожалуйста, цену…

И самое подлое, что уже поздно было делать коронный покер-фейс, богатырь уже увидел, что я в струхнула — как-то быстро так сложилось, что я держала его за своего, отвыкла при нем что-то из себя строить.

А мысли метались хаотично, добавляя градуса панике: что, если он захочет расторгнуть договор? Я же уже пыталась, и не смогла, что будет со мной, если я не смогу выполнить его требования? А что, если он попросит что-то другое? Да а что другое он может попросить, сама-то я на его месте что бы просила? Вот то-то и оно! Но я не он, а он не я, и мало ли, и вообще, и…

Набравший разгон товарный поезд моих страхов остановило хмыканье с лестницы.

Я перефокусировала зрение на Илью — он ухмылялся!

Совершенно разбойно, насмешливо и черт знает как еще:

— Ну, коли ты настаиваешь, Премудрая… Тогда хочу, коль доведется нам вдвоем в седле одном сидеть — чтобы садилась ты так, как то мне удобно!

Самолет “Елена, и.о. Премудрой” прекратил пикировать в панику и взмыл птицей в возмущение:

— Мне не за что держаться! — вякнула я, тут же забыв, что секунду боялась, что мне чем-то может грозить неисполненный долг.

А в сердце больше не кололо. Вместо этого в нем ощущался прочный узелок магического договора.

— За меня держись, — невозмутимо разрешил Илья. — И, к слову сказать… Прощенный долг можно перетерпеть, он и истает!

И, ухмыльнувшись, легко пошел наверх, пока внизу я открывала и закрывала рот, как вылетевшая из аквариума гуппи.

Нет, ну надо же!

Я-то рассчитывала, что когда вопрос всплывет, я поною немного в духе “я больше не бу-у-уду” — и уж никак не ожидала, что меня настолько демонстративно щелкнут по носу!

С одной стороны — хорошо, вроде бы. Оттаивает.

С другой… по-моему, кто-то явно наглеет!

— Матушка… — тихо возник рядом домовой, и я вздрогнула от удивления: не часто он заговаривал первым.

— Может, половичок у него под ногами дернуть? Аль по лестнице скатить?

— Что? Гостемил Искрыч! Не выдумывай! Поучил — и ладно, в другой раз умнее буду.

Не хватало еще из-за кровожадности домового источника информации лишиться!

Фыркнула, и взлетела по лестнице наверх.

Богатырь в горницу не вошел, хоть я и оставила дверь приоткрытой. Стоял, ждал, прислонившись к стене, и вид имел насмешливый.

Как мало некоторым надо для счастья!

— Входи, — я гостеприимно распахнула дверь пошире.

Зеркало ждало меня на столе, рядом с книгой.

Сжав ручку, я уже уверенно направила силу в артефакт, и позвала:

— Тетка Настасья!

Мое отражение дрогнуло, словно круги по воде пошли — и в зеркале отразилась матушка Ильи.

Мой рассказ она выслушала, не перебивая.

Я же старалась держать зеркало так, чтобы сын попадал в ее поля зрения.

Я, конечно, не вымогатель, и женщину ребенком шантажировать не стану: это подло. Да и выдвигать угрозу, которую не сможешь выполнить — полнейший идиотизм.

Но… я одинокая девушка в незнакомом, опасном мире, и мне жизненно необходима капелька соседской лояльности. Так что пусть Искусница помнит: ее сын у меня!

Но шуточки — шуточками, но я и впрямь надеялась, что физиономия Ильи при переговорах благотворно повлияет на материнское сердце.

Настасья, если сердцем и смягчилась, то демонстрировать этого не спешила: слушала внимательно и выражение лица имела серьезное и собранное.

Я же заканчивала скрупулезно излагать собранные факты опытной ведьме. То есть, старшей коллеге:

— А еще ко мне накануне Василиса приходила. Такая… рыжая. В птицу превращаться умеет. В ястреба.