Чада, домочадцы и исчадия

Когда я уже готова была вскочить и побежать по потолку (красочно представляя, как будет свисать вниз моя переплетенная бусами коса), перешли наконец к делу:

— Рассказывай, Премудрая.

Я и рассказала. Не первый раз за этот день, но чего уж, язык такой орган — на нем мозоль не набьешь.

Зелье, сваренное мной, встало на стол — глухо стукнул о столешницу кувшин с толстым дном и узким горлышком.

Искусница, вскрыв залитую воском пробку, взмахом ладони подогнала к себе запах, поднявшийся из глиняного нутра: смесь трав, дерева и моей силы.

Качнула емкость, прислушиваясь к ощущениям. Капнула на блюдце, изучила — и, я уверена, враз оценила все: цвет, прозрачность, густоту.

— Хорошее зелье, — вынесла она приговор моей первой попытке.

— Почти без ошибок сварено, — снизошла к нам, убогим попаданкам в Премудрые, Прекрасная.

— Уверена, что не поможет? — Искусница колкость коллеги-соседки проигнорировала.

Я тоже реагировать не стала — что поделаешь, тяжела доля младших в традиционных культурах и сословном обществе! Промолчала, но запомнила.

— Нет, Настасья, не поможет. И силы моей, влитой в детей, надолго не хватит — да и новые заболевшие уже на подходе. Надо другое лекарство искать.

Острый взгляд Искусницы, пронзивший меня насквозь, словно спица:

— Другое лекарство, говоришь? Другое лекарство… — она постучала пальцами по столу, раздумывая.

Встала, прошлась по комнате.

Попросила меня:

— Расскажи, Елена, коль не в труд, как бы в твоем мире стали бороться в напастью?

Она подошла к окну, глядя в него. Узкая спина, напряженные плечи…

Прекрасная глядела в свою чарку, следила, как покачивается в ней вино, и больше ее, кажется, ничего не интересовало.

Кажется, я чего-то не понимаю?

— В моем мире постарались бы в первую очередь, предотвратить распространение заразы — запретили бы местным общаться с соседними деревнями.

Маски… ну, маски для этого мира слишком прогрессивно, боюсь.

— Ввести правила гигены…

— Гигиена? Кто таковская? — Прекрасная развернулась ко мне, приподняла соболиную бровь.

Ну да, это я лишку хватила. Это ж надо было додуматься — на землях Прекрасных предложить соблюдать правила какой-то Гигиены?!

Кто она такая, эта греческая богиня, рядом с Властимирой?

Решив не ступать на такую тонкую почву (а заодно заткнув фонтан сарказма в своей голове), я отмахнулась досадливо:

— Да руки почаще мыть и париться! От высокой темпе… от тепла, от жара, болезнь издохнуть может.

Настасья кивнула мне от окна:

— У нас тоже считают, что банный дух хворь изгнать способен, с потом выгнать. Еще что?

— Отследить передвижение жителей Черемшей, выяснить, с кем общались, убедиться, что они не больны. И искать лекарство.

— Искать лекарство... Видно, в вашем мире и впрямь совсем нет магии. — Искусница, так и не повернувшись ко мне от окна, покачалась на каблуках. — В нашем мире станут искать виновного.

Хоть в нашем мире магии и нет, но вопрос “Кто виноват?” у нас тоже любят. Но с моровым поветрием-то он уж точно не имеет смысла, можно сразу переходить к “Что делать?”.

Потому что…

— Настасья, скажи прямо, на что ты намекаешь?

Потому что то, что я думаю, мне не нравится. И думать это не не нравится тоже.

— Я? — Невесело усмехнулась Искусница. — Я не намекаю, я прямо говорю: в нашем мире бывает по-всякому. Бывает, что мор — это просто мор, болезнь, хоть и тяжелая, но колдовская. А бывает иное. Бывает такое, что для ведьмы, для колдуна мор наслать — это все равно что богатырю супротивника на бой выкликать.

Я сидела, молчала.

Не то чтобы для меня оказалось недостаточно прозрачно, кого она подразумевает. Скорее, мне требовалось уложить в голове такую концепцию мира.

Концепция торчала сквозь меня, голова это в себя принимать не желала.

Лучше б я в нее поела, чем всякую гадость пихать, ей-ей.

Не то чтобы в моем мире так не делали — политики моего мира точно так же не стеснялись оплачивать свои территориальные амбиции жизнями граждан. Но… Но дома я, как минимум, была от этого дальше.

Настасья наконец-то отвернулась от окна, впилась в меня обеспокоенным не на шутку взглядом:

— Надо бы взглянуть на твоих детишек-то: отчего им неможется…

Я молчала.

— Ну так что? — поторопила меня Искусница. — Дозволишь на твоих землях похозяйничать? За обиду не примешь?

— Дозволю…

Я, собственно, на этом бы и закончила фразу, но перед мысленным взглядом встал Илья, посмотрел неодобрительно, дернул углом рта: “Учишь тебя, бестолковую, учишь… Забыла, что о слове чародейском говорено?”, и я быстренько вырулила разрешение в безопасную формулировку:

— …осмотреть больных детей из моего села Черемши, помощь обидой не посчитаю и приму с благодарностью.

И, подчиняясь наитию, встала и поклонилась хозяйке в пояс:

— Благодарствую, Настасья Искусница, за науку и за помощь!

…и за сына, за сына — особенно, пусть ему боги пошлют здоровья крепкого и жену хорошую!

Ведь чуть опять не вляпалась, дура!

Настасья только отмахнулась:

— Полно, Елена, садись.

Но взглядом потеплела, помягчела.Пообещала:

— Вот разговорами покончим — и взгляну…