Чада, домочадцы и исчадия

Потянулась к нему силой — и та сама полилась словами лечебного заговора, уходя в уставшее, израненное тело, нашептывая мне, что открытых ран у воеводы нет, а рука что — удар он на меч принял изрядной силы, а правая рука у него и раньше ломаная была, вот и отнялась, занемела, и это не хорошо, от такого, бывает, и вовсе конечность сохнуть начинает, а чтобы такого не случилось, мы сейчас вот тут и подправим, и дело на лад пойдет, не останется воин одноруким!

А моя сила уже бежала по его жилам, ябедничая мне дальше — о том, что по шлему моему пациенту сегодня тоже прилетело от души, и шлем честно уберег бедовую голову насколько сумел, но в ушах у воеводы сейчас шумит, и мутит его, и мир то и дело норовит кругом пойти.

Сотрясение мозга магическими средствами лечить мне раньше не доводилось, но слова текли, и я видела: заговор ложится цепко, надежно. Было ощущение, что этого мало, что потом ему хорошо бы отварчиков целебных попить, и я даже чуяла, какие травы туда нужно собрать, но это потом, не к спеху, пока что достаточно и силы…

Иван-воевода расслабился, задышал свободнее и даже на ствол древесный откинулся чуть иначе — видно, легче ему стало.

Ну, а раз легче — можно и поговорить.

— Иван, ты слышишь меня? Узнаешь?

— Слышу, Премудрая. Узнаю.

— Что здесь случилось?

Воевода вздрогнул, выдохнул хрипло. И сознался с мучительным бессилием в голосе:

— Заморочила нас ведьма, обвела. Накрыла мороком, да и стравила друг с другом — и обереги не отвели, и защиты не справились…

— А защиты с оберегами вам, братцы, не в княжьем ли тереме делали?

— Там, Премудрая. Только ты зазря на Варвару напраслину возводишь, ежели о том мыслишь. Княжья ведьма князя и хранит с домочадцами его, дружину же колдуны да волхвы берегут. Каждый от своего, и каждый свою работу знает. Да только получилось, что и Василиса, змеища, их работу тоже знает…

Получается, что да.

К нам подошел незнакомый мне ратник, поднес своему воеводе воды напиться, а я встала, отошла в сторонку. Над Ильей всё еще хлопотала Искусница, и я огляделась: нужна ли кому еще помощь?

Выходило, что много, кому — побили парни друг друга изрядно. Вот прям от души, не жалея силушки богатырской, выложились, и теперь частью бродили по полю брани, наводя какой-никакой порядок, частью сидели, а частью и вовсе лежали — те, кому особенно удачно прилетело от побратимов.

Нормальненько парни сходили на задержание, ничего не скажешь.

Зря я Ивана с собой не взяла. Очень зря. Ему стоило бы взглянуть на дело рук своей любезной. Потому что даже мне, полному профану в магическом сыске, очевидно было, что с наскока такое не провернуть. Чтобы заморочить толпу хорошо по местным меркам защищенных от воздействия мужиков, нужна еще более хорошая подготовка к данному мероприятию.

Хотя, казалось бы, что мне за дело до Ивана? Какая мне разница, сохранит он остатки своих иллюзий относительно Василисы или нет?

Но дело было. Мне упрямо не хотелось чтобы хороший, в сущности, парень — и сох по этой подлой курице.

Вот придя к этому глубокомысленному выводу, я и потянулась к ближайшему лежащему ратнику. Не слишком уверенно — всё же лечить людей мне было страшно, это тебе не баню ломать и не сундуками швыряться, но с робкой надеждой, что хуже не сделаю.

Вот на кой черт меня в свое время на менеджмент потянуло? Шла бы на медицинский — сейчас бы горя не знала!

Ну, то есть, я бы знала, конечно. Но мои нынешние пациенты знали бы его гораздо меньше.

Момент, когда Настасья закончила лечить Илью, я определила четко. Оказалось, что во мне словно был настроен на него радар, и чем бы я ни занималась: лечила ли я его побратимов, разглядывала ли место сражения, пытаясь углядеть магические следы — происходящее с Ильей отслеживалось безошибочно.

— Как он?..

Искусница хмурилась глядя на сына, и у меня по спине тянуло стылым сквозняком дурного предчувствия. Шевельнула пальцами, отводя от нас чужие взгляды, чужое навязчивое внимание.

Выдохнула наконец:

— Скверно.

И вдруг спросила, словно в упор выстрелила:

— Почему его от себя погнала?

— Я не гнала!

— Не гнала? А отчего ж узы промеж вами разорвала?

И я растерялась от странного поворота:

— Так ведь он… свободы хотел?

Взяла себя в руки: точно хотел, ну что за нелепое сомнение? Кому понравится на цепи сидеть?

— Поперек души ему навязанная служба, и псом цепным быть — радости мало. Да и поссорились мы крепко, из-за Алеши-то.

Искусница взглянула на меня — словно спицей насквозь проткнула. Но я упрямо подняла голову и прямо встретила ее взгляд:

— Извиняться за то, что заколдовала его — не буду! Заслужил!

Мы некоторое время бодались взглядами, и Искусница не отвела глаз, головы не склонила, но я поняла: она признала, что я в своем праве.

— А договор… Раньше он мне не по силам был, а нынче посильнее стала — вот и нашла лазейку, как обойти его и свободу Илье дать. Только от себя я его не гнала!