Чайковский

Казак-знахарь [31] ос­мот­рел ра­ны, пе­ре­вя­зал их и по­ка­чал го­ло­вою.

- Что? - спро­сил сла­бым го­ло­сом пол­ков­ник.

- Ничего, па­не пол­ков­ник! - от­ве­чал зна­харь.

- Нет на­деж­ды? А?

- Богу все воз­мож­но…

- Оставь это… я не ба­ба. А по-тво­ему как?.. Что?..

- По-моему, пло­хо.

Полковник по­ка­чал го­ло­вою и ти­хо спро­сил:

- А Га­дю­ка где?

- Лежит ра­не­ный,- от­ве­чал Гер­цик,

- Худо! Ос­танься со мною, Гер­цик; а вы все… Тут полков­ник мах­нул ру­кою - все выш­ли. Гер­цик за­пер дверь и подо­шел к пол­ков­ни­ку.

- Слушай, Гер­цик, - го­во­рил пол­ков­ник, - рас­спро­си это­го за­по­рож­ца о мо­ей Ма­ри­не… мне... мне все ка­жет­ся, что жи­ва она… Ка­за­ки не пой­мут ме­ня, по­ду­ма­ют, я без харак­тера… а ты лю­бишь ме­ня, слу­шай: ес­ли это прав­да… ес­ли она… - И пол­ков­ник на­чал ше­по­том го­во­рить Гер­ци­ку.

Наклонясь над пол­ков­ни­ком, Гер­цик дол­го слу­шал, впе­рив свои быст­рые очи на уми­рав­ше­го, и страш­но улыбнул­ся. Ког­да умолк пол­ков­ник, он с ди­кою ра­достью прошелс­я по ком­на­те, по­до­шел к кро­ва­ти, нак­ло­нил­ся к ли­цу пол­ковника, вни­ма­тельно прис­лу­ши­вал­ся и ска­зал: "Хо­ро­шо, па­не, вам неп­ри­ятен свет, я вас по­во­ро­чу к стен­ке". По­том по­во­ро­тил пол­ков­ни­ка ли­цом к сте­не, пок­рыл его си­ним по­ход­ным пла­щом и, отой­дя на се­ре­ди­ну комнат­ы, кашля­нул и ска­зал до­вольно гром­ко:

- Теперь хо­ро­шо, па­не? А?

- Хорошо, - от­ве­тил пол­ков­ник сла­бым ше­по­том.

- Хорошо, хо­ро­шо! - ска­зал Гер­цик. - Те­перь я пой­ду ис­полню ва­шу во­лю, па­не мой - слы­ши­те?

- Слышу.

Герцик вы­шел.

- А что? А что? - спра­ши­ва­ли Гер­ци­ка стар­ши­ны, быв­шие в дру­гой ком­на­те.

- Ангельская ду­ша! - от­ве­чал Гер­цик со сле­за­ми на гла­зах - Он чу­ет свой близ­кий ко­нец и обо всех пом­нит.

- Неужели?

- Да; го­во­рит, ес­ли я ум­ру, Гер­цик, ска­жи, чтоб от­да­ли пи­ря­тинс­ко­му сот­ни­ку мо­его чер­кес­ско­го ко­ня Сив­ку..

- Добрый конь! - го­во­ри­ли стар­ши­ны.

- Мне с ним и не уп­ра­виться! - ска­зал сот­ник.

- А хо­рун­же­му Под­мет­ке, - про­дол­жал Гер­цик, - мое ста­рое ружье.

- Знает, что я охот­ник: доб­рая ду­ша!

- Есаулу Не­лей­во­ду-При­сяд­ковс­ко­му - се­реб­ря­ную чар­ку.

- Упьюсь из этой чар­ки, - ска­зал Нелейвода-Присяд­ковский, - ей-бо­гу упьюсь!

- Есаулам Го­па­ку и Тро­па­ку по па­ре крас­ных са­по­гов с се­ребряными под­ко­ва­ми…

- Спасибо, спа­си­бо! - го­во­ри­ли Го­пак и Тро­пак, - спа­си­бо, дай бог ему..

- Здоровья? - лу­ка­во спро­сил Гер­цик. - Что ж вы не кон­чаете?

- Известно, здо­ровья! - то­роп­ли­во от­ве­ча­ли еса­улы. - Мы от го­ря не до­го­во­ри­ли. Бог с ни­ми и с по­дар­ка­ми, лишь бы здо­ров был наш доб­рый на­чальник!

- Да, да, прав­да! Доб­рый на­чальник! Хо­ро­ший че­ло­век! Дай бог ему все­го, что мы ему же­ла­ем, - пов­то­ри­ли хо­ром ос­тальные. - А те­бе что, Гер­цик?

- Пока ни­че­го; раз­ве что вам ска­жет; ве­лел вас поз­вать. А ты, По­тап, - ска­зал Гер­цик, об­ра­ща­ясь к ча­со­во­му, - схо­ди сей­час в тюрьму, уз­най о здо­ровье за­по­рож­ца Касьяна: пол­ков­ник, мол, ве­лел; а от­ту­да за­бе­ги к свя­щен­ни­ку, по­проси его сю­да с да­ра­ми: пол­ков­ник, мол, про­сит. Слы­шишь?

- Слышу, - от­ве­чал ка­зак, вы­хо­дя за две­ри.

- Христианская ду­ша! Бла­гос­ло­вен­ная ду­ша! - ти­хо гово­рили стар­ши­ны, вхо­дя в пол­ков­ничью опо­чи­вальню.

- Оно? - ше­по­том спро­сил Под­мет­ка, ука­зы­вая гла­за­ми и бро­вя­ми на ружье, ви­сев­шее над кро­ватью пол­ков­ни­ка.

Герцик ут­вер­ди­тельно кив­нул го­ло­вою.

Полковник ле­жал, обо­ро­тясь ли­цом к сте­не, и тя­же­ло вздох­нул, ког­да вош­ли стар­ши­ны и ста­ли поч­ти­тельно у две­ри.

- Старшины приш­ли, - ска­зал впол­го­ло­са Гер­цик, накло­няясь к пол­ков­ни­ку.

- Добре! - ти­хо от­ве­чал пол­ков­ник и что-то на­чал гово­рить впол­го­ло­са

- Полковник, уез­жая на сра­же­ние се­год­ня, на­пи­сал свою во­лю и за­пе­ча­тал ее вой­ско­вой пе­чатью, а те­перь про­сит на слу­чай че­го-ни­будь не­хо­ро­ше­го, че­го бо­же сох­ра­ни, - го­во­рил Гер­цик, - про­сит всех стар­шин взять эту во­лю и ис­пол­нить ее на слу­чай смер­ти па­на пол­ков­ни­ка.

- Рады ста­раться, - от­ве­ча­ли в один го­лос стар­ши­ны, низ­ко кла­ня­ясь.

- Спасибо! - ше­по­том от­ве­чал пол­ков­ник, все еще отворо­тясь спи­ною к сво­им под­чи­нен­ным.

- Где же бу­ма­га, па­не мой лю­без­ный? - спро­сил Гер­цик.

- За об­ра­за­ми… Ох!..

- Поищите, па­не сот­ник, - ска­зал Гер­цик. Сот­ник прибли­зился к об­ра­зам, уда­рил зем­ной пок­лон и, перекрест­ясь, вы­нул из-за об­ра­за па­кет, за­пе­ча­тан­ный пол­ков­ничьего пе­чатью. Гер­цик взял из рук сот­ни­ка па­кет, по­до­шел к пол­ков­ни­ку и спро­сил, под­не­ся бу­ма­гу к са­мо­му ли­цу пол­ковника:

- Это твоя во­ля, па­не?

- Она.. ох… душ­но!..

- Душно, па­не? Не отк­рыть ли ок­на?

- Добре..

Гопак и Тро­пак бро­си­лись и отк­ры­ли ок­но, го­во­ря: - Уже мы, па­не пол­ков­ник, отк­ры­ли.

- Добре… - и пол­ков­ник опять на­чал ти­хо го­во­рить; Гер­цик, нак­ло­нясь, слу­шал его со вни­ма­ни­ем и по­том ска­зал стар­ши­нам: