Чашка какао и тёплый плед. Сборник рассказов и повестей

Когда Спайк заметил его на пороге, он сразу обрадовался. Рутгер был просто огромным, с руками размером с Конрада и ростом, мешающим ему свободно проходить в дверь. Спайк любил больших людей. Во многом потому, что когда он подходил на прогулках к маленьким, откуда-нибудь обязательно раздавался крик: «А ну отойди от моего ребенка!»

Ну и все большие люди в жизни Спайка любили хорошо поесть, в следствие чего перепадало и ему. Спайк встретил его на пороге с широкой улыбкой и любимой игрушкой – резиновой куриной ножкой, которая громко пищала. Он сжал челюсти, издавая потрясающий пронзительный звук.

Рутгер едва ли посмотрел на него.

Спайк решил, что ему, должно быть, не понравилась игрушка. Поэтому он сходил за другой – корабликом. Она не пищала и пахла слабо, но ее было удобно приносить, когда они с Конрадом играли в апорт.

Кораблик тоже не пришелся по вкусу Рутгеру.

Рутгеру пришлось по вкусу съесть большой шницель, выбросить кость в бак и трахнуть Конрада прямо у кухонной тумбы, пока тот пытался помыть посуду.

Спайк еще не сталкивался с тем, чтобы его не замечали. Во-первых, его было сложно не заметить визуально. Он был почти девяносто сантиметров в холке, а весил восемьдесят килограммов. Это Андреас его замерял, когда высчитывал количество корма. Во-вторых, у него был низкий басистый голос, и когда он решал его подать, слышали даже соседи на первом этаже.

Впрочем, наверное, Рутгеру было вообще что-то сложно заметить, потому что большую часть времени он был занят спариваниями с Конрадом. Не то чтобы остальные этого не делали, но этот парень слезал с хозяина, только чтобы поесть или покурить на балконе.

Конрад передвигался по квартире на подкашивающихся ногах и два раза отказался играть со Спайком. Это уже было оскорбительно. Еще не хватало, чтобы его собственный хозяин начал его так нагло игнорировать. Особенно из-за того, что тот не решался сказать Рутгеру, что обороты-то можно и сбавить.

Во время одного из множественных сеансов Спайк решил предпринять радикальные меры и сделать так, чтобы его определенно заметили.

Рутгер по своему обыкновению был где-то сверху, Конрад беспомощно пищал внизу. Первый раз, когда Спайк увидел такое, он кинулся на подмогу, но, как оказалось, зря; ему объяснили позднее. Вроде как это было по взаимному согласию. Но к сути!

Пристроившись к изножью кровати, Спайк тихо заскулил, привлекая внимание. Внимание не привлеклось, барахтанья под простыней продолжились.

Спайк потянул ткань зубами, надеясь, что хоть это поможет. Он не знал, насколько это помогло, только вместо раскачивающейся простыни теперь была видна белая задница Рутгера. Задница и очень навязчиво болтающиеся яйца. Они были похожи на маленькие мячики, с которыми Спайк играл, еще будучи щенком.

Наверное, они были вкусными. Спайк видел пару раз, как Конрад брал их в рот. Ему тоже хотелось попробовать. Ткнувшись мокрым носом в зад Рутгера, Спайк попытался прихватить один из них.

Округу огласил крик. Сам Рутгер не ожидал, что может издавать такие высокие и несчастные звуки.

Спайк шмыгнул под столик с изогнутыми ножками. Столик был не очень высок, и когда Спайк под него забирался, тот приподнимался над полом, но тут главное было – спрятать голову.

Рутгер страдал громко. Страдал, прижимая к паху пакет с замороженными клецками, страдал, пока Конрад искал адрес ближайшей клиники.

Спайку определенно удалось обратить на себя внимание, правда, Рутгера с того момента он больше не видел.

Кто там на очереди? Ах да, Ханне. Ханне вроде как был студентом, который подрабатывал моделью или чем-то в этом роде. Несмотря на то, что Спайк не очень разбирался в человеческой красоте, Ханне понравился даже ему. Он был статный, изящный, с небрежными прядями золотых волос, падающими на лицо по бокам; в беседе по телефону с кем-то из друзей Конрад охарактеризовал его как «нереально красивого парня».

Ханне вовлекал Конрада в активную общественную жизнь, таская то по кафе, то по магазинам, то по кино. Спайк даже стал забывать, как они выглядят, настолько редко они появлялись дома, но после случая с Рутгером, когда с ним была позднее проведена исправительная беседа, он не решался вмешиваться.

Конрад был совершенно очарован Ханне в первое время, поэтому Спайк боялся проявлять себя, чтобы не спугнуть кавалера.

– Я знаю один отличный ресторан на сегодняшний вечер, – так начинал Ханне каждый вечер.

– Но я уже… вроде как разморозил… фрикадельки, – бормотал в ответ Конрад. – Поставил воду.

– Воду? – И Ханне запрокидывал голову назад, разражаясь таким же красивым, как и он, смехом. – Это для простого народа. Слушай – место называется «Гроб», на фоне играет запись музыки с плачем с настоящих похорон!

Конрад сдавался и шел за курткой, озабоченно роясь в карманах.

– Ты знаешь, Джон Эллиот выпустил новую коллекцию, – говорил Ханне в другой день. – Там такая рубашка. Мне кажется, ее словно для меня шили.

– Да? – рассеянно отвечал Конрад.

– И всего-то полторы тысячи, прикинь?