Юки понял. Его лицо вновь приобрело злое выражение, черные глаза блуждали по полкам с фейерверками. В душе Таниэль готов был с ним согласиться. Запрет на обучение делать часовые механизмы казался ему бессмысленным: ведь мальчишка уже и без того работал в лавке фейерверков. Связки стянутых веревками самых длинных ракет громоздились на полу и тесно заполняли полки. Верстак был завален обструганными палочками, цветной бумагой, наклейками, мисками и пакетами с порошками всех оттенков от серебристо-серого до белого. Некоторые банки были черными, непрозрачными, чтобы защитить их содержимое от солнечного света, с наклейками, надписи на которых состояли из сложных древних иероглифов вроде тех, что когда-то рисовали на песчаных, с сернистыми пластами, стенах пещер, чтобы обозначить понятие, для которого тогда еще не придумали слово.
– Неважно, – сказал Мори. – По-моему, господин Ямашита ищет кого-нибудь себе в помощники.
– Но ведь он делает луки.
– Это хорошее, надежное ремесло и достаточно сложное, чтобы заинтересовать; кроме того, оно традиционное. И Ямашита строг.
– Да, – ответил Накамура, – конечно, господин, – повторил он и толкнул сына в плечо. – Проси прощения у Мори-самы. Сию же минуту!
Юки отвел в сторону дерзкие кошачьи глаза. На ресницах у него повисли слезы отчаяния.
– Если ты будешь вести себя вежливо, – спокойно обратился к нему Мори, – Ямашита, быть может, научит тебя, как пользоваться этим мечом. У тебя это должно неплохо получиться.
Юки заморгал, ошарашенный этими словами, а его отец, казалось, испытывал радость и стыд одновременно.
– Спокойной ночи, – сказал Мори, слегка поклонившись. Накамура потянул за собой сына, и оба склонились до пола в глубоком поклоне.
Таниэль первым пошел к выходу. Немного помолчав, он сказал:
– Митинги националистов и лавка, набитая фейерверками, – сочетание, которого стоило бы избегать.
– Да, это правда.
– Не могли бы вы устроить так, чтобы исключить одну из этих составляющих?
Мори не сразу ответил.
– Помните, вы сказали полицейскому, что ему следует драться с человеком одинаковой с ним комплекции?
– Д-да.
– Юки меньше меня. Если он сделает бомбу, я отниму ее у него, но я не хочу его останавливать. Это все равно что трясти младенца или дать пинка котенку, – он вздохнул, – я имею в виду…
– Не надо, я вам верю.
– Можете жизнью поклясться? – печально спросил Мори.
– Да, – ответил он с легкостью, и это была правда. По пути к воротам Таниэль взял руку Мори, чтобы посмотреть, не ранил ли его Юки своим мечом. Поперек суставов тянулся длинный разрез в том месте, где он схватился за острое лезвие, а тупая сторона меча оставила красную полосу, которая впоследствии превратится в синяк. Мори недолго наблюдал за его изучающим взглядом и почти сразу, выдернув у него свою кисть, сложил руки на груди. Таниэля поразило одиночество, сквозившее в этом жесте. Он хотел спросить, в чем дело, но заметил, как каменеют плечи Мори, когда речь касается будущего, и передумал, отчего Мори сразу расслабился.
– Возле дома вас ждет лорд Кэрроу, – сказал он. Таниэль вздохнул, он совсем позабыл о Грэйс, да и устал, и ему не улыбалось вступать в перебранку с незнакомым человеком. Мори не смотрел на него, но отвел назад ближайшее к Таниэлю плечо, как будто приоткрывая дверь, чтобы они могли разговаривать, находясь в соседних комнатах.
– Вы не обязаны это делать.
Таниэль помотал головой.
– Сейчас уже поздно об этом говорить.
XIX
Карета лорда Кэрроу стояла напротив дома номер двадцать семь и, судя по нетерпеливо мотающим головами лошадям, находилась здесь уже довольно давно. Фонари на ней подсвечивали фамильный бело-голубой герб. Как только Мори вошел в дом, дверца кареты распахнулась и на мостовую ступил высокий мужчина в накидке с пелериной на шелковой подкладке. Держа перед собой трость, он неприветливо смотрел на Таниэля.
– Вы собираетесь жениться на моей дочери?
– Да.
Выражение лица лорда Кэрроу приобрело еще большую враждебность.
– Она высказалась очень откровенно. Сказала, что ей нужно выйти замуж и что для нее состояние не имеет значения.
– Но это просто смешно…
– Возможно, но это не ее вина, не так ли?
У Кэрроу был такой вид, как будто он собирается ударить Таниэля своей тростью.
– Вам придется подписать контракт, что вы обязуетесь поддерживать кенсингтонский дом, о существовании которого она вам, несомненно, сообщила, в безукоризненном состоянии, что означает, что вы должны будете в нем жить. У вас не будет права на его продажу. Приданое будет выплачено не сразу, а по частям, и я сохраню контроль над ним. Черт подери, если вы воображаете, что женитесь на деньгах, то вы сильно ошибаетесь!
– Мне не нужны ее деньги.
Наступило молчание. Таниэль посмотрел на витрину мастерской, где уже горел свет. Мори начал приводить в порядок разоренную мастерскую. В соседних лавках тоже зажигались огни, и их окна представляли собой живые картины, на которых, как в кукольных домиках, люди работали, ужинали или беседовали между собой.