Часть их боли

Прикрыв глаза, она откинулась на подушки и обвила руками своего сына, не отпуская даже сейчас. Йева чувствовала, что ее счастье стало целиком зависеть от его счастья. Она радовалась, когда радовался он. Она плакала, когда плакал он… А когда произошел тот ужасный случай на опушке леса, она думала, что умрет на месте: от сердечной боли и вины. Тогда Ройс бесстрашно играл с вурдалаками, как дитя, не знающее, что перед ним лежит мохнатая озлобленная смерть. На миг позабыв обо всем, Йева залюбовалась цветением трав, поглядела на голубое небо. И случилась беда… Доселе глухо рычащий демон скинул с себя оковы хозяйки и резко вцепился зубами в ногу достающего его ребенка. Ей тогда показалось, что Ройс закричал не своим голосом. Но то кричал не он, а она. Ее сын же, странно сосредоточенный, молчаливый, пытался бить вурдалака по морде кулачками, лупил по глазам. Услышав крик, вурдалак оторвался от его ноги и заскулил. Непонятно было, кто испугался больше: Ройс, Йева или он. Но тогда Йева вдруг поняла, что нет для нее ничего важнее и дороже сына и что сердце ее дрожит за него, как за родного. С тех пор Ройс захромал, и эта его неуклюжая хромота, пока еще милая из-за детского возраста, стала напоминанием.

Потом неведомо откуда пришла болезнь, гулявшая по городам: страшная, забравшая многих детей. Йева тогда сидела на подстилке, гладила своего лихорадящего ребенка и плакала от собственной беспомощности, представляя, что будет с ней, если его жизнь, столь хрупкая, но ценная, оборвется.

Вздохнув, она воздела очи к небу, разглядывая его кусочки сквозь плетеную крышу повозки. Рукой она продолжала перебирать кудри вспотевшего Ройса. Он захныкал во сне, скривил губы и снова погрузился в блаженную детскую дрему. Ну а графиня опять выглянула из повозки, любуясь жарким простором, бесконечными полями, но более всего – небольшой точкой у подножия горы, которая росла, чтобы превратиться в город-крепость.

Вскоре она увидит отца.

Предпоследние два его письма были нежны и полны родительской заботы, и, читая их, Йева понимала, что он ее по-прежнему любит. Может, он принял решение дочери по поводу Ройса? Простил? Однако она была полна сомнений из-за письма, пришедшего накануне… Оно выглядело странно. Обычной бодрости и энергичности в нем не чувствовалось, зато было вялое согласие на приезд нетерпеливой дочери…

Что произошло в совете после того, как обмен сорвался, она точно не знала. Говорят, велисиал Гаар тогда порушил часть зала и напугал Йефасу своими воплями. А когда его тело изрубили на куски, то он в своей бесплотной форме пополз в сторону города. Однако он так и не вернулся. В Брасо-Дэнто его тогда тоже не увидели, хотя именно там он должен был появиться в первую очередь, ведь мир был обещан лишь после передачи карты. Потерпев поражение от объединенных сил старейшин в недолгой стычке у границ Солрага, Кристиан запросил недолгий мир и вернулся в Глеоф. Офуртгос тоже остался цел. Йева ничего не понимала. Она даже не понимала, каков статус отца в совете, после того как он покинул его после продолжительного скандала и вернулся сюда. Говорят, его поддержали многие северные старейшины, поэтому Летэ ничего не сделал. Все ждали ответной войны, но ее отчего-то не случилось. Йева хотела сама все узнать от отца, поэтому то нервно выглядывала из повозки, то гладила своего сына. А тому все снился какой-то сон, судя по всему, превеселый.

* * *

Встретил ее Брасо-Дэнто своей живостью и вечерним шумом. К тому моменту, когда графиня получила разрешение вернуться в отчий дом, следы кратковременной войны уже исчезли. Только больше, чем обычно, стражи громыхало обитой железом обувью. Зато купцы, менялы, праздная знать – все вновь собрались внутри стен.

Когда графиня въехала под арку ворот, изнуряющая жара уже спала, поэтому много кто еще сновал по улицам.

Повозка везла графиню по чистой, широкой Парадной улице, взбираясь вверх, к замку. Колеса звонко гремели по мостовой, добавляя шума к народному гулу. Ройс, который из-за жары изможденно спал, к вечеру оживился и весело запрыгал на коленях.

– Мама, мама! Что это? – пропищал он и показал пальчиком на высящийся замок.

– Это мой дом, – улыбнулась печально Йева.

– Дом? Твой?

– Да. Когда-то я здесь выросла.

Но Ройс, как всякий ребенок, уже отвлекся на пестро украшенные закрывающиеся прилавки. Он вытянул палец и бойко заголосил дать ему тех зеленых лент, что обвивали деревянную опору, на которой держался второй этаж магазинчика, отчего Йева лишь терпеливо усадила его обратно на колени.