Часть их боли

Все происходящее напоминало обычный привал посреди выжженных жарой пустынь, но Юлиан понимал: обоз не совсем обычный. И путь его необычен… Выждав удачный момент, он скользнул под плотный тяжелый льняник, укрывавший одну арбу – благо она была огромной, – и лег между мешков. Чуть погодя на облучок вскочил возничий. Арбы, груженные зерном, вяленой верблюжатиной, солониной, бобами, сушеным инжиром и финиками, двинулись дальше, пока не растворились во тьме. Они направились по неширокой старой тропе куда-то вглубь горных цепей.

В течение нескольких дней Юлиану пришлось наблюдать картину запустелой горной местности, где господствовал лишь воющий ветер. Всю дорогу, ровно пять дней, он лежал в едва колышущейся повозке между мешков с пшеницей. Солнце просачивалось сквозь полотнище, мягко падало на северянина, подсвечивая его лицо, так что он ехал, не жалуясь на неудобства. Разве что от лежания затекли руки и ноги. Однако вскоре начался крутой подъем – повозку начало нещадно подкидывать. А порой на нее бросался такой рассвирепевший по сравнению с низинным ветер, что Юлиану казалось, будто они едут вдоль отвесного обрыва. Миг – и арба вместе с ним полетит вниз.

Мычали впряженные быки, и до слуха затаившегося путника доносился тяжелый ход их копыт и такое же тяжелое дыхание, которое прерывалось свистом кнута.

Один раз за весь путь полог повозки откинули. То была холодная ночь, и на Юлиана взглянул одетый в длинную рубаху мастриец, подсвеченный сзади костром. Они расположились в каком-то гроте, где нашли приют от проливня, хлеставшего снаружи сплошной стеной. Здесь же хватило места и для обоза. Больше сорока человек сидели или лежали вдоль стен, тесно прижимаясь друг к другу во сне, как овцы в загоне, чтобы согреться. Обычные люди никогда не проявляют такой сплоченности, но Юлиан понимал, что весь этот караван – сплошь сотрапезники, которые поставляют продовольствие в затаенный храм в горах.

Один из краснолицых подал знак идти за ним. Вампир перепрыгнул через борт и двинулся следом. Его привели к другой арбе, откуда несколько человек в молчании достали тяжелые кандалы.

Юлиан нахмурился, но делать было нечего. Он протянул руки:

– Еще несколько дней… – сказал глухим голосом один.

– И прибудем на место… – продолжил другой.

Кандалы обхватили руки и ноги. Юлиана приподняли и помогли добраться до повозки, где он и пролежал все время, слушая шум дождя. Больше слушать было нечего: все сорок человек молчали. За всю ночь они не произнесли ни слова, да и поутру собирались в такой же тишине, которая начинала угнетать. На арбы с провиантом накинули полотнище. Началась последняя часть пути по горам. Юлиана увозили все дальше, куда обычному смертному ступать не позволялось… А он гадал, сможет ли вернуться из этих далей?

* * *

С протяжным мычанием быки остановились, и все повозки стали стягиваться в одно место, отчего образовалась недолгая суета. На арбу, в которой прятался Юлиан, лег свет от фонарей, а колеса, перестав греметь от плохой дороги, зашумели уже по ровному каменному полу. Отовсюду послышался многоголосый гул, от которого беглец за неделю путешествия успел отвыкнуть. Полотнище сдернули. На него уставились десятки пар глаз. Собирающийся взвалить на себя груз прислужник вскрикнул, обнаружив между мешков лежащего и закованного в цепи чужака.

– Это гость, – объяснил караванщик.

– Здесь? – переспросил жрец в двухцветной робе и бронзовых браслетах.

– Нас не предупреждали, мохадан, – настороженно заметил второй жрец. – Что же нам делать с этим неожиданным… посетителем? Куда его? – И он посмотрел на кандалы.

– В Священный зал! – приказал караванщик.

Всем оставалось только покорно склонить голову, ибо речами краснолицего мужчины управляло божество, воцарившееся в этой обители молитв. Но когда присутствующие помогли достать прибывшего из арбы, один из жрецов все-таки обронил шепотом стоящим рядом прислужникам, которые открыто таращились на чужака:

– Где жрец Акиф? Скажите ему, срочно скажите… о прибытии гостя, позванного самой мохадан…

– Он как раз в Священном зале, – отвечали прислужники. – Остался после вечерней молитвы.

Юлиан встал на ноги и осмотрел освещенную светильниками пещеру, грубые стены которой были изрезаны уже подстертыми божественными символами. Само время сгладило работу каменотесов, поэтому тяжело было распознать, относились ли эти символы к Раум или к еще юронзийской эпохе, когда в этих горах жили краснолицые дикари.

В конце зала виднелся коридорный проход, ведущий глубоко под землю – в сердце горы.

Из горы тянулся теплый воздух, принесший с собой запахи людей, еды и вместе с тем запах иссыхающей старости, который всегда стоит там, где живут старики.