Часть их боли

– Короткий век – твое проклятие! – произнес он твердым голосом. – Благодаря памяти наемника, который долгие годы рос здесь и слышал, о чем шепчутся в этих темных кельях, я знаю, какими опасностями оборачивается каждое рождение новой Раум. Разве не случилось так, что в 2081-м, только родившись, ты тут же едва не погибла из-за козней младшего сына верховного жреца? Ты божественна, но вынуждена вверять свое смертное тело в распоряжение культу. А тот уже сам выбирает, кто должен стать следующим сосудом… Неужели не грозил тебе раскрытием Илла Ралмантон, когда дал священную клятву вечного служения, подставив своего старшего брата путем обвинений в неверности, но потом сам же и покинул тебя? Сколько хлопот тебе доставили златожорцы, верящие, что найдут здесь пещеры, полные золота, которое висело на боках мула Иллы? Даже одно подобное предательство способно обратить в труху весь твой труд, стереть всю твою многовековую память… Но я способен решить твои извечные проблемы – дать то, чего тебе всегда не хватало… – И он устремил на нее решительный взор. – Раум, я могу предложить тебе то, чего не предложит никто, даже самый преданный жрец. Невероятно долгую жизнь, истинную кровь Гаара!

К нему обратили свой лик все зараженные, находившиеся подле своего уродливого божества. Так они и стояли, как неживые: старики, молодые, дети, – текло время, но Раум все пребывала в молчании, пока не произнесла голосами всех сразу:

– Кровь бессмертных… Она живет сама по себе… Не терпит ничего чужеродного…

– Я – хозяин своего бессмертия! – уверенно возвестил Юлиан.

– Носитель… всего лишь носитель… – в голосах почудилась насмешка. – Это изгнанное дитя избрало иной путь обеспечить себе существование. Вы обладаете едва лишь большей волей, нежели мои малые детища. Лошадь не должна знать, куда и зачем она везет всадника, – она просто везет… Нет, оно не станет принимать мое дитя. Ты пришел зря… – закончила она.

– Не зря! Я уйду отсюда, Раум, когда твое тело станет бессмертным, а тебе, впитавшей истинное долголетие, не придется тревожиться!

– Не ты первый… Четырежды мои предшественницы пытались сделать это с захваченными детьми Гаара. Нет… Создание в тебе не станет принимать мое дитя…

Юлиан прищурился и сказал:

– Рассуди сама. Прошлые попытки, вероятно, были насильственными? Если бы мой дар противился тому, что я тебе сейчас предлагаю, разве мои ноги привели бы меня сюда? Может, это всадник управляет лошадью, искренне желая нового союза, и я говорю от его имени?

Он напряженно умолк. Его обуял страх от собственной наглости. Зараженные тоже приумолкли – уже от удивления, сколь дерзка высказанная мысль, которая перечеркивала все аргументы. В пещерном зале повисла долгая тишина. Наконец уже сама Раум с усилием подняла тяжелую безглазую голову. Ее отвратительное бело-желтое тело всколыхнулось и, волоча за собой как живые отростки, так и мертвые, напоминающие плети, потащилось к Юлиану. Тот стоял скованный как испугом, так и цепями. Раум медленно волочилась к нему, огромная, страшная, а ее движения отдавали гулким эхом по всему лабиринту пещер.

Наконец она нависла над прибывшим, а ее пасть раскрылась, как у змеи. Юлиан поднял взор и в страхе разглядел желтую глотку с черными вкраплениями. Внутри ее усеивали жесткие щетинистые волоски, с помощью которых подносимая еда проталкивалась в брюхо. Посреди этих волосков показался кончик чего-то белого. И тут он резко выкинулся длинным языком, разветвился, похожий на листовой рисунок, и опутал Юлиана, пополз по его шее и плечам, спине… Вампир хоть и сдерживался, но от неожиданности невольно вздрогнул и склонил голову, чтобы перетерпеть отвращение.

Наконец липкий язык втянулся обратно в страшную глотку, а люди в рубахах очнулись от забытья.

– Это риск…

– Для нас обоих, – ответил гость.

Детища долго молчали, обратив к нему вспученные животы, пока не сказали в один голос:

– Что ты хочешь взамен? Покровительства клятвой рождения?

Сердце Юлиана застучало быстрее.

– Само собой! – сказал он, глядя наверх, где над ним нависло божество. – Но вместе с тем и получить ответы на все вопросы. Ты всеведуща! Этот почетный титул ошибочно присваивают вороньей матери Офейе, но она знает лишь то, что хранят свитки. Тебе же известно то, что запечатлено в душах и людских сердцах. То сокрытое, о чем никогда не напишут. Именно твои люди по заказу Мариэльд де Лилле Адан участвовали в нападении на меня. Именно они охраняют покой предателя Иллы Ралмантона, и они же дают ему власть ведать обо всем в мире. Я хочу знать, кто пытается решать мою судьбу!

– Не все… не все я знаю… А из всего, что знаю, не все могу говорить. Даже над нами довлеет судьба, даже мы боимся…

– Но чего тебе бояться?

– Того же, чего и тебе.

– Но разве не ты величайшее божество, мохадан, старейшая и могущественнейшая из всех живущих ныне?

Дети Раум разом захихикали, по их телу пробежала дрожь, как от брошенного в пруд большого камня.