– Даже в досадной ошибке привыкшая к вечным интригам знать зачастую видит не ошибку, а козни врагов. Для начала нужно разобраться, как вообще болиголов мог попасть в сад и тем более вырасти в нем. Надобно приказать клеймовщикам проверить мысли не только домашних рабов, но и садовых… Тогда все станет ясно: ошибка это или злонамеренность… – Увидев подтверждающий кивок, Юлиан тут же обернулся и сказал идущему позади сопровождению: – Муцидай, ты слышал? Передай мои распоряжения клеймовщикам!
Его помощник, болезненно-худощавый вампир, как все веномансеры, которых изнутри медленно точат вдыхаемые ими яды, кивнул и тут же отделился. Он свернул в другой коридор, украшенный фресками с изображением искры Моэма, где и пропал с глаз.
Так проходили друг за другом дни Юлиана.
С утра до ночи он находил себе занятие в башне Ученого приюта. Вместе с Дайриком Обараем он силился раскрыть тайну их учителя Вицеллия. Однако стоило отдать Вицеллию должное: пока у них ничего не получалось. Прошло уже четыре месяца, осень сменилась зимой с воющими ветрами и слякотью, а ответ так и продолжал лежать на поверхности, но в то же время где-то невообразимо глубоко.
В остальное же время Юлиан занимался тем, что следил за деятельностью вверенных ему алхимиков, лекарей и веномансеров, повышал или низводил их до определенных ученых ступеней. Ему были покорны многие вороны-писари, которые документировали в журналы все исследования, а также ревизии. Стоя подле них, он и заслужил от наблюдателей, заметивших сходство, прозвище Черный Ворон, которое разошлось шепотом по дворцу. Под его чутким руководством проходили закупки опасных ингредиентов, по большей части для королевских нужд. А если во дворце или подчиненном ему Золотом городе происходило странное событие, предположительно связанное с ядами, то и здесь у Юлиана была власть разрешить это дело.
Вдвоем с Дайриком Обараем они покинули коридоры башни Ученого приюта. Холодный ветер едва не сбил их с ног. Уже закончилось празднование дня Гаара, где Юлиану снова оказали честь быть Вестником. Близилась весна, но ветра еще продолжали свирепо терзать Гагатовые равнины.
Усевшись в один большой паланкин, два веномансера тронулись в Мастеровой район, по пути обсуждая сначала происшествие с отравлением болиголовом, а затем и белую розу.
– Нам надобно понять ее состав, – Дайрик развалился в паланкине.
– Мне начинает казаться, что в словах Вицеллия касаемо того, что ее состав весьма прост, изначально таилась насмешка.
– Как знать, как знать… – вздохнул собеседник. – Хотя он был слишком самоуверенным. Рано или поздно, но тайну мы разгадаем – не бывает составов из воздуха. К слову. Мне ждать тебя сегодня вечером? Оскуриль будет рада увидеться.
– Боюсь, что нет.
– Почему же?
– Сегодня вечером я обещал достопочтенному Мо’Радше заехать к нему, чтобы он познакомил меня с достопочтенным архимагом. Уж очень долго он желает это сделать, да все не получается.
– С Гусаабом? – Дайрик качнул головой. – С ним не выйдет.
– Разве он не вернулся в Элегиар?
– Как вернулся, так и отбыл. Мастрийский мудрец снова отбыл в грязевые поля вместе со своими грязевыми мирологами, – усмехнулся сквозь маску веномансер.
– Тогда зачем он приезжал?
– Чтобы поговорить с Его Величеством и пополнить запасы шинозы. Какой-то неумелый боевой маг одним неудачным заклинанием взорвал в поле все их запасы вместе с десятками рабов и других магов. Вот и потребовали Гусааба с его странными исследованиями явиться к Его Величеству для разъяснения. Но мастрийцев сейчас как песка в пустыне… Так что великому мудрецу ничего не сталось – снова вернется к своим тайным осадным постройкам.
– И все равно я обещал Дзабанайе.
– Твое право. Оскуриль, как идеал милой жены, будет ждать столько, сколько угодно. Когда закончится война… – Глаза Дайрика блеснули насмешливо-холодно, хотя насмешки в его словах не было. Просто привычка выказывать ко всему легкое пренебрежение въелась в него с годами.
– Да! – твердо прервал его Юлиан, подтверждая намерения о свадьбе.
– Кстати, как поживает достопочтенный Ралмантон?
– Плох. Правда, из-за должности я с ним вижусь нечасто.
– Что ж… Долгих лет жизни достопочтенному Ралмантону, – протянул лениво Дайрик, желая на деле совершенно противоположного.
Юлиан и Дайрик вяло беседовали. Их беседа напоминала скорее вынужденный разговор таких же вынужденных союзников, на деле подсознательно не терпящих друг друга. Причем молодой Ралмантон до сих пор не мог понять, откуда у него развилось такое внутреннее презрение, такая затаенная ненависть, каких нет даже к советнику? Он смутно ощущал, что те же мысли занимают Дайрика. Оба были учениками Вицеллия. Оба весьма молоды. Оба весьма красивы, если бы только королевский веномансер в прошлом не обжег себя парами кислоты. Но каждый из них чувствовал именно себя единственным наследником Вицеллия: и Юлиан, которому вспоминались редкие моменты теплоты старика по отношению к нему, и Дайрик, являющийся фактически первым его учеником, позже перенявшим также и его чин.