Часть их боли

Их паланкин под натиском ветра несли по улочкам Золотого города. Вдали виднелись вырастающие большие ворота, выполненные в виде дерева и слепящие золотым цветом на фоне окружающей серости, мокрости и блеклости. Когда паланкин уже приблизился к воротам, с ним вдруг поравнялся торопливый гонец и подал знак остановки.

– Что такое? – недовольно спросил королевский веномансер.

– Достопочтенный! Срочно! Вас просят к принцессе Бадбе!

– Вот как? Конечно… Я же слуга королевской крови. Юлиан, мне придется покинуть тебя.

– Понимаю. Тогда я сам займусь покупкой и внесением купленного в журналы, – Юлиан сложил руки у ларца, где покоилась доверительная грамота.

В небольшой спешке, чтобы продемонстрировать уважение к королевской просьбе, но все же не растеряв природной вялости в движениях, Дайрик Обарай пересел на лошадь и двинулся к дворцу, чьи башни устремлялись в низкое, хмурое небо. Ветер терзал его шаперон, срывал маску, но он спешил, понимая, что из-за малого промедления заслужит неудовольствие Его Величества. Таков уж был по природе Дайрик Гор’Обарай, внук некогда влиятельного алхимика из Элегиара. При всей своей лени и пренебрежительности к окружающим, он становился живым и деятельным, когда дело касалось выслуги перед власть имущими. Именно благодаря этому навыку: пренебрегать низшими, вызывая тем самым у них уважение, и заискивать перед высшими, впрочем, заискивая не столь явно, как это делали многие глупцы, он и добился своего чина сначала в качестве помощника Вицеллия, а потом и королевского веномансера.

Перед ним выросли башни дворца. Он снова вернулся под их великолепные стены и быстрым, но преисполненным ленивого достоинства шагом направился через ратушу к переходу в Коронный дом. Там его задержали на миг маги, чтобы проверить, не мимик ли это. Дайрику пришлось ненадолго снять маску, и он взглянул на них, выказывая раздражение.

– Поторопитесь, – заметил он.

Его провели через несколько комнат охраны, где личные хранители-веномансеры с куда большим уважением проверили наличие ядов. Телом и душой они служили исключительно королевскому семейству, являясь потерянными и неприкосновенными для дворцовой жизни и даже для закона.

Маленькая принцесса Бадба сидела в кресле, оплыв в нем, как выброшенная на берег медуза. Ее некогда крохотная фигурка распухла. Она уже походила не на дитя, а на маленькую зрелую женщину, мучающуюся многими болезнями. Кожа ее утратила здоровую смуглость, обратившись цветом иссушенного пергамента, горящие огнем глаза потухли в этих темных, полных мрака стенах. Ее ножки и ручки, обмотанные льняными бинтами, отекли до безобразных размеров, а щечки оплыли по бокам лица. Она глядела опустошенным, измученным взглядом в стену, пока вокруг нее, а скорее вокруг ее безобразно-раздутого живота, бегали с десяток нянек. Ей постоянно перекладывали ручки, как какие-то не принадлежащие ей вещи, переставляли на бархатной подушечке ножки, будто они тоже были не ее.

Вокруг звенели золотом, серебром, бронзой украшения. На ажурном столике подле кресла лежали три книги с мастрийскими стихами, подаренные консулом Дзабанайей Мо’Радши. Но все это, похоже, давно не радовало ее взор.

Когда к ней в своей маске вошел королевский веномансер, Бадба даже не повернулась к вошедшему – она лишь продолжила разглядывать мастрийский ковер, висящий на стене. Там она видела сказку, которую ей рассказывали перед сном в песчаном Бахро нянечки, а иногда и сам архимаг Гусааб. И то была любимая сказка про короля Элго и Упавшую Звезду. Каждый ребенок Нор’Мастри знал ее и мечтал когда-нибудь найти своего феникса. Каждый верил, что в душе его тлеет божественная искра Фойреса, готовая разжечься в неистовый костер. Но Бадбе казалось, что искра в ней потухла… Дитя под ее сердцем причиняло ей сильные страдания. Хотя принцесса и пыталась достойно нести это бремя, понимая, что на ее хрупких плечах лежит большая ответственность, она устала. И угасала. Измученная. Одинокая. После того как лекари подтвердили беременность, ее муж Флариэль тут же радостно выдохнул и перестал с ней видеться, вернувшись к своим любимым занятиям.

– Ваше Величество, – Дайрик припал на одно колено.

Бадба устало подняла взор. На ее отекшем личике проявилось негодование.

– Вашим Величеством принято звать уже имеющих ребенка в королевской семье! А я пока «варьяс» – мастрийская принцесса! И я дочь великого короля Мододжо Мадопуса, потомка самого Элго Мадопуса!

– Прошу, извините меня, варьяс.

В ответ на этот каприз няньки тут же заулыбались, а королевский веномансер продолжил излишне любезным голосом, каким обычно говорят с детьми:

– Подскажите, чем я могу помочь вам?

– Принцессе Бадбе с утра стало дурно. Видите, как побелело, потяжелело лицо? А ноги как распухли? – ответила за принцессу старая нянька. – Веномансеры утверждают, что она не отравлена… Но мы бы хотели убедиться. Сами понимаете…

– Хорошо. Прошу вас, милая варьяс, дайте мне вашу ручку, – ласково произнес Дайрик.