Часть картины

— Говорят, что школа — это модель общества. Так и есть. Политика, власть, религия — все это сплетается в школе. И всегда есть те, кто этим живет, а есть те, кто на этом…

— Наживается. А из какой команды ты?

— Ух ты. А это непонятно? — она приподнимается.

— Ты тоже любишь власть, — он качает головой. — Что бы ты сделала, поставь кто твой авторитет под вопрос? Как Оля Миронова?

— Я бы не заставляла ее стоять на коленях, если ты об этом, — она отрезала, нахмурившись. — Угадай, сколько раз я слышала, что Татьяна Ларина та еще дура? Я уж не говорю про Катерину Островского… За драматургов вообще обидно: тексты актуальные, ложатся на любую эпоху, и это видно в постановках. А привести детей в театр мы не можем. Возрастные ограничения, видите ли. Вот и приходится делать все самим: выбираешь сцены, читаете по ролям, обсуждаете и хоть так что-то начинает пониматься.

Он задумывается:

— Так возьми да сделай школьную постановку.

Софья только отмахивается. Он переворачивает ее на спину и нависает над ней, чуть нахмурившись.

— Эй. Тебе все можно, слышишь? Именно сейчас. Пользуйся, пока дают.

— Ты это серьезно? — Она отводит взгляд.

Он кивает.

— И возьми материал поинтереснее. Чтоб актуально было. Как ты и сказала.

— Например?

и есть еще краски, но нет холста

— «Ты слушаешь? Ты ведь тоже часть этой картины…»

Историк прекратил чтение, снял очки и нарочито тщательно их протер, прежде чем заговорить:

— Вы это серьезно задумали, Софья Львовна? Ставить у нас? Такое?

Она не различала в его голосе осуждения — лишь искреннюю озабоченность. Это и приободрило ее, заставив с жаром настаивать на своем. Николай Александрович кивал, но не соглашался, ссылаясь на Елену Георгиевну. Софья же намекала, что завучу с его репутацией не составит особого труда убедить директрису дать карт-бланш.

Все знали, что споры с инициативным Николаем Александровичем всегда давались директрисе тяжело: подспудно чувствуя его правоту, она могла лишь вяло отбрыкиваться от лишней ответственности. Многократный учитель года, автор пособий, статей, олимпиадных заданий, не жемчужина, а целый бриллиант их школы, он оставался вечным укором, примером того, кем она могла бы стать, если б не занырнула в беспросветное болото административной деятельности. Ей не хотелось признавать, что харизматичный историк, перешедший к ним из гимназии для одаренных детей, в глазах многих (в том числе и ее самой) был куда лучшим претендентом на роль директора. Но она понимала и другое: на месте директора он бы не продержался и года — не хватило бы гибкости. Даже ее годами отработанных акробатических навыков не всегда хватало. Он это знал, она это знала — так и сохранялся существующий баланс сил.

Поэтому Софья и пришла именно к нему. Он перевел взгляд на календарь и пожевал губы.

— На последнем звонке красиво бы вышло…

— Вместо очередного капустника!

— Пожалуй, это само по себе аргумент, не правда ли?

Они обменялись понимающими усмешками.

Софья решила использовать последний аргумент:

— У вас есть Тимофей, — пробормотала она. — А если он захочет участвовать, то и остальных будет не сложно убедить. Будет потом в мемуарах вспоминать свой первый опыт на сцене…

— Знаете, на что давить, Софья Львовна.

Николай Александрович, невзирая на свою показную скромность, был крайне чуток к удачам своих учеников. Дня не проходило без припоминания — так, мимолетом — писателя, художника, бизнесмена или политика, которого выпестовал лично Николай Александрович. Однако, поскольку большинство этих историй относилось к его прошлой работе в гимназии, профессиональная ревность толкала его искать новые таланты уже в обычной СОШ. Класс, находящийся под его руководством, всегда был чуть равнее остальных: больше конкурсов и олимпиад, больше творческих работ, больше благодарных выпускников и абитуриентов лучших вузов. Встречая пятиклассников, он уже видел в них будущих новых людей, потому пестовал ребят с особой тщательностью. Не все выдерживали окружение звездного класса — к старшей школе ребята попроще утекали в соседние параллели. Николай Александрович принимал это как должное, считая формой самоочищения системы. Сейчас на очереди за россыпью медалей как раз стоял его 10 «А». Староста класса — заводила, олимпиадник, спортсмен, красавец и разве что не состоящий в правильной партии Тимофей Вихрев — как раз собирался поступать на актерское мастерство и посещал подготовительные курсы при театральном училище.

— Я поговорю с Тимофеем. Если согласится, то и с Леной как-нибудь справлюсь.

В кабинет директрисы Николай Александрович заглянул с коробкой пастилы из недавней поездки на учительскую конференцию. Разливая чай, он посетовал на захиревшую школьную репутацию, помянул добрым словом Софью Львовну, повздыхал из-за грядущего выпуска, поразмышлял вслух о том, как хорошо было бы повысить внеклассную активность, поведал, как ходил давеча с супругой в театр…