Чего желают боги

– Все новости, даже маловажные, – ответила я. – Мой день вчера прошел вдали от Иртэгена. Сегодня я желаю вернуться. Говори.

Впрочем, как я и думала, самым главным событием было вторжение вражеского войска и первый отпор, который дал им Танияр. В остальном люди Зеленых земель хоть и пребывали в тревоге из-за надвигающейся войны, но продолжали жить своей обычной жизнью. И никто из наших подозреваемых тоже ничем себя не выделил и не отличился. Мейлик провела день у матери, Илан ни к одной из них не приближался. Его брат тем более. Курзым, несмотря ни на что, был заполнен народом. Если бы я не видела, как ягиры объединенного войска залили кровью нашу землю, я бы даже не заподозрила, что все мы находимся в великой опасности.

Выслушав байчи, я задумалась. А после, покачав головой, снова посмотрела на него.

– Мне не нравится наша беспечность, Эгчен, – сказала я. – На наших землях идет война, а мы предаемся праздности, словно наши воины и каан вовсе не кладут свои жизни на алтарь всеобщего благополучия. Танияр старается уберечь своих людей, а люди продолжают беззаботное существование. Нужно принять меры сейчас, чтобы не жалеть позже.

– Чего ты опасаешься, каанша?

– Что мы можем оказаться не готовы к тому, что враг вдруг окажется под нашими стенами.

– Ты зря тревожишься, Ашити, – байчи улыбнулся. – Мы узнаем о приближении врага. Разъезды зорко следят за подступами к сердцу Зеленых земель. Кийрамы в наших лесах уже знают каждый пень. Они принесут нам вести, даже если дозор пропустит, но они не пропустят. Ворота закроются, и Иртэген станет неприступен.

– Эгчен, я не опасаюсь, что мы не заметим целое войско! – воскликнула я. – Я боюсь того, что в город проникнут наши враги и помешают закрыть ворота к моменту приближения основных сил. Курзым заполнен гулом тысячи голосов. Торговцы въезжают с повозками, бывает и не с одной. Насколько хорошо проверяют то, что лежит на этих повозках? Если в Иртэген провезут десяток воинов, которые ночью перережут стражу на стене, то к утру мы станем беззащитны. Недопустимая беспечность в нынешнее время. Я бы желала ограничить, а лучше и вовсе прекратить торговлю до поры, когда мы сможем спокойно вздохнуть. Вот что тревожит меня, мой дорогой друг.

Эгчен поднялся со стула. Он заложил руки за спину и отошел к окну. Там стоял некоторое время, глядя на улицу, а затем обернулся и устремил взгляд на меня.

– Если мы закроем курзым, люди будут торговать на улицах, как это было, когда Керчун строил прилавки, – сказал байчи. – И если даже ты созовешь их на поляне, они не смирятся. Курзым – это место, где идет жизнь. Хотя бы раз в день туда заглядывает каждый, даже если ему ничего не надо. Они согласятся дружить с племенами, примут те перемены, которые вы с кааном им готовите, но никогда не смирятся с запретом собираться на курзыме. Ты добилась их доверия и дружбы. Если кто-то посмеет назвать тебя пришлой, то люди кинутся на твою защиту. Они тебя приняли и полюбили как свою. Но один только запрет собираться на курзыме может настроить против.

– Это словно шагать по воде, – заговорил Берик. – Ашити, курзым – это больше, чем место для торговли, это сердце любого поселения. Нельзя остановить сердце. Когда Керчун делал новый курзым, люди были спокойны, потому что им не запрещали делать то, что раньше, пусть и за воротами. Они могли сунуть нос, посмотреть, обсудить. Если совсем запретишь собираться, ты остановишь жизнь. Река должна нести свои воды, человек – жить. И у реки, и у человека есть исток и устье, а еще течение. Его не остановишь и не повернешь вспять. Оставь людям курзым.

– Тем более сейчас, – сказал Эгчен. – Не давай им оставаться наедине со своими обидами и мыслями. Не давай шептаться и искать виноватого. Пусть идут на курзым и делают, что привыкли. А если подойдет враг, мы успеем закрыть ворота, и ты увидишь, как быстро всё переменится. Ты еще мало нас знаешь. Привыкла видеть болтливыми и любопытными, но, когда приходит беда, мы становимся другими. Женщины побегут к своим домам, чтобы спрятать детей. Мужчины возьмут оружие, чтобы их защитить. А теперь, когда мы учим их сражаться, язгуйчи не отступят. – Он вдруг едва заметно улыбнулся. – Ты была права, Ашити, и я сделал, как ты сказала. Мы перестали учить их, как учим ягиров, больше не говорим о славе и Белой долине. Наше счастье по ту сторону Мрака, их по эту. Ягиры славят смерть, язгуйчи – жизнь. Мы начали взращивать в них злость на тех, кто хочет отнять то, что им дорого. Теперь они готовы умирать, чтобы их родные продолжали дышать. Они станут хорошими воинами, я верю.

Я переводила взгляд с байчи на своего телохранителя и обратно, слушала их и… соглашалась. Всё верно, таган – это тело, каан – разум, ягиры – сила, а курзым – сердце. Там можно посплетничать, поглазеть на других, показать себя. Это зрелище, это новости, это встречи. Забери я сейчас у людей то, что им привычно, и они обозлятся. Нет, воины правы, нельзя останавливать сердце даже ради безопасности всего тела. Без сердца жить невозможно.