– Чтобы не бояться выходить за ворота, – несколько сухо ответила я. – Улыбнись и пожелай милости Создателя. Это нужно тебе самой, Хасиль.
Женщина на миг нахмурилась, но после заставила себя растянуть губы в фальшивой улыбке и буркнула:
– Милости Отца, Тамалык.
Опешив, подруга Сурхэм приоткрыла рот. Она несколько раз моргнула, так и не произнеся ни слова, и я пожурила женщину:
– Что же ты молчишь, уважаемая Тамалык? Тебе такой радости желают, а ты не отвечаешь.
– Так думала, послышалось, – созналась та, а после склонила голову: – И вам милости Белого Духа. – А еще спустя короткий миг добавила: – Ведь и вправду, Хасиль. Уж думала, Проклятый заморочил. Как поживаешь, Хасиль?
Эчиль ткнула вторую жену локтем, и та ответила:
– Хорошо живу, Тамалык. – Чуть помедлила и добавила: – Спасибо, что спросила.
– А чего б и не спросить? – развела руками женщина. – В одном тагане живем, в одном поселении. Ашити каждый день вижу, Эчиль тоже, а тебя совсем не видать. Не хвораешь ли? Доченьки здоровы?
Эчиль улыбнулась мне, и я едва заметно кивнула. Я не просто так выбрала заклятую подругу нашей Сурхэм. Вот уж кто готов болтать до скончания века. И если уж кто и поможет расшевелить Хасиль, то именно эта женщина. И вторая жена хоть пока и отвечала скупо, но постепенно начинала втягиваться в разговор. Начало возвращению бывшей каанши к жизни тагана было положено.
Впрочем, лишь праздным променадом по улицам Иртэгена наша прогулка не ограничилась. Наш путь привел нас к воротам, где успела собраться немалая очередь желающих въехать в поселение. И гомон стоял тоже немалый. Ягиры, подобные каменным истуканам, перекрывали въезд, а юркий невысокий мужчина требовал низким сильным голосом:
– Вынь и отдай.
– Да с чего бы это? – возмущался другой мужчина на полторы головы выше первого. – Никогда не сдавали, а теперь – сдай. Чего еще выдумаешь?
– Приказ байчи-ягира, – заносчиво ответил невысокий. – Не отдашь – не въедешь.
– Нож мой и отдавать его никому не буду, – задрал нос великан.
Скрыв улыбку, я остановила своих спутниц и направилась к воротам. Рырхи и Берик, естественно, ждать с женщинами моего возвращения не стали, потому мое явление вышло неожиданным, но запоминающимся. На звуки брани звери ответили угрожающим рычанием, а ладонь телохранителя на рукояти ленгена была более чем недвусмысленным жестом, который неизменно вызывал почтение.
– Каанша, – меня встретили поклонами, я ответила улыбкой:
– Милости нашего Отца вам, добрые люди. – И сразу перешла к сути дела: – О чем ведете спор?
– А вот скажи мне, каанша… – опередил всех великан.
Он протянул в мою сторону руку, и звякнул ленген не только в руках Берика. Стражи, стоявшие на воротах, как и мой телохранитель, вытянули клинки на четверть из ножен. А ставленник Эгчена сурово свел брови к переносице:
– Не с соседкой говоришь, Кензек. Не тебе с каанши ответа требовать, не тебе ручищи тянуть. А раз спросила, то и ответь с уважением.
– Так разве же я без уважения? – возмутился великан. – Самое уважение и есть.
– Говори, уважаемый Кензек, – улыбнулась я.
– А я и говорю, каанша, – уже с меньшим напором произнес мужчина. – Когда такое было, чтобы оружие забирали?
– Так ведь и время сейчас тревожное, – заметила я.
– Но нож-то мой!
– Будешь уезжать, обратно его получишь, – ответил вместо меня наш хранитель.
– У тебя недобрые намерения, Кензек? – полюбопытствовала я. Тот округлил глаза, и я продолжила: – К чему тебе нож в Иртэгене? Если дурного в голове нет, то не упорствуй, отдай нож. Гляди, сколько людей за тобой собралось, и никто из-за твоего ножа не может въехать.
– Верно! – послышалось из-за его спины. – Так и солнце сядет, а он свой нож целовать будет. Отдай, и пусть остальные проедут.
– Так ведь не было такого никогда! – воскликнул Кензек, обернувшись к тем, кто ждал своей очереди въехать. – Каана нет, вот байчи-ягир и возомнил себя кааном…
– Осторожней, уважаемый Кензек, – предостерегающе произнесла я. – Ты сейчас говоришь о человеке, которого каан своей правой рукой назвал. Или же ты дурное о самом каане сказать задумал? Так лучше стисни зубы, чтобы язык глупости твоей не выдал. Иначе я решу, что ты нам враг, потому держишь свой нож за поясом и отдавать не желаешь.
– Да какой же я враг? – опешил мужчина.
– Суди сам, – я подняла руку и начала загибать пальцы. – На байчи-ягира хулу возводишь, приказам его подчиняться не хочешь, подверг сомнению решение каана, а ко мне проявил неуважение. И что же ты мне на это ответишь, Кензек? Почему не желаешь сдавать оружие?
– Просто такого не было никогда, – буркнул великан. После вытащил из-за пояса ножны с ножом, сунул хранителю и проворчал: – Держи и потерять не вздумай. Мне этот нож от отца достался, хороший нож.
– Благодарю, уважаемый Кензек, – снова дружелюбно улыбнулась я и отошла, оставив ягиров и хранителя разбираться с остальными.
Уже когда я вернулась к своим спутницам, Хасиль поглядела на меня и произнесла:
– Как ты такие слова находишь, что сделать по-твоему хочется?