Чехов и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

Об А. С. Суворине — как личности, литераторе, издателе и общественном деятеле, существует достаточно обширная литература: [ДИНЕРШТЕЙН], [ТЕЛОХР], [МЕНЬЩИКОВА] и др. Оценочные мнения, высказываемые авторами работ об этом человеке — одной из самых влиятельных и колоритных фигур в истории русской культуры конца XIX — начала ХХ в., очень противоречивы и, главным образом в мировоззренческом отношении, поляризованы. Многолетняя дружба А. С. Суворина с А. П. Чеховым стала еще до Революции своего рода «темным пятном» чеховской биографии. В этом качестве она вошла и в самые первые его жизнеописания — книги Александра Измайлова «Чехов. 1860–1904» (1916) [ИЗМАЙЛОВ] и Юрия Соболева «Чехов — жизнь замечательных людей» (1934) [СОБОЛЕВ]. В последней, например, имеются такие главы: «Суворинская отрава», «За Суворина и против… „Нового времени“».

А. С. Суворин (родился в 1834 г., умер в 1912 г.) — журналист, книгоиздатель, беллетрист, драматург, редактор газеты «Новое время» — одного из самых продажных органов русской печати последней четверти XIX века — начал свою литературную деятельность еще в шестидесятых годах и сразу выдвинулся, как один из талантливейших публицистов. Он примыкал тогда к радикальному лагерю и его фельетоны, подписанные псевдонимом «Незнакомец», пользовались огромным успехом. Один из сборников его статей был даже сожжен по приговору царской цензуры. Он редактировал в семидесятых годах либеральную газету «С. Петербургские ведомости», а потом приобрел маленькую газету «Новое время», которую впоследствии превратил в боевой орган воинствующего великодержавного национализма. Эта газета, которую так метко назвал Салтыков-Щедрин «Чего изволите», выражала официальную программу правительства [СОБОЛЕВ].

Борьба против Суворина, за «нашего Чехова» велась советскими литературоведами жестко и бескомпромиссно. В их представление маститый журналист и издатель А. С. Суворин выступал как «ласковый враг» несколько наивного и неискушенного в политических интригах Антона Чехова:

Суворин был виртуозом искренней лжи. Он умел выставить напоказ, когда ему этого хотелось, ту сторону своей души, которая когда-то была связана с честным и передовым. Он умел представить дело так, что он, Суворин, — это одно, а сотрудники «Нового времени» — это нечто совсем иное и что внутренне он презирает эту грязную банду. Впрочем, последнее не было далеко от истины: он презирал и министров. У молодого Чехова Суворин сумел создать впечатление, что хотя он, Суворин, и предан своей газете, все же он далеко не целиком ответственен за нее и что если бы не «нововременцы», то он не допускал бы свою газету до многих ее неприличий и безобразий. Он делал вид человека, погруженного в свое писательство, в дела театра, созданного им. Правильно отмечает один из биографов, что «когда Чехов только начинал свое сотрудничество в „Новом времени“, то искренне думал, что Суворина нужно спасать от… „Нового времени“» (Юр. Соболев. Чехов. М., 1934, стр. 151).

К Чехову Суворин умел оборачиваться именно своей писательской стороной. Молодого Чехова очаровал «независимый» ум Суворина, блестящего собеседника, смелость, резкость, ироничность его суждений.

Мы знаем, что независимость

была одним из устоев всего жизненного кодекса Чехова. В недовольстве либерального и народнического лагеря его сотрудничеством в «Новом времени» Чехов видел покушение на свою самостоятельность. Суворин ничего не требовал от него, не ставил ему никаких условий, не ограничивал его права печататься где угодно. Суворин тонко играл на его «струнке» — обостренном чувстве независимости, высмеивал «узкую партийность» либеральных журналов, «книжность» либеральных лидеров, их догматизм, даже их трусость, склонность к компромиссам с реакцией. И молодому Чехову казалось, что в самом деле, не все ли равно, где печататься, важно лишь, чтобы рассказы были честными, чтобы они служили прогрессу, а не реакции («я с детства уверовал в прогресс», писал он Суворину). И если честные рассказы печатаются в реакционной газете, тем хуже для этой газеты!

«Далось им „Новое время“! — говорил Чехов Лазареву-Грузинскому с досадой на тех, кто выражал недовольство его сотрудничеством в суворинском органе. — Ведь поймите же, тут может быть такой расчет. У газеты пятьдесят тысяч читателей, — я говорю не о „Новом времени“, а вообще о газете, — этим пятидесяти, сорока, тридцати тысячам гораздо полезнее прочитать пятьсот моих безвредных строк, чем те пятьсот вредных, которые будут итти в фельетоне, если своих я не дам. Ведь это же ясно! Поэтому я буду писать решительно в каждой газете, куда меня пригласят».

Существует легенда, тоже, к сожалению, пользующаяся распространением в наше время, легенда о том, что в период сотрудничества Чехова в суворинской газете у него было и нечто вроде идейной близости с Сувориным, хотя бы и кратковременной. Это столь же неосновательно, как и легенда об «отсутствии мировоззрения» у Чехова.