— Мы под службы дом отвели, где по воскресеньям жрец святую книгу читает. А храма у нас отродясь не было. Еще когда прадед мой здесь жил, еще до смуты, приехал в эту деревню жрец из Петрограда. И заявил, что земля эта проклята, а освятить участок под храм денег стоит. И такую цену назвал, что решили деревенские на сходе, что такую сумму жителям и за сто лет не собрать. Вот и повелось, что храма у нас нет.
— А жрецы как же к вам приехали? — удивился Зимин.
— Ну, тот, который при прадеде служил, был из местных, — ответил староста. — Сам по книгам выучился, и детвору грамоте учил. А по воскресеньям службы вел. А нынешний из приезжих. Жрец Апанас. Он к нам погостить приехал, и так ему здесь понравилось, что решил остаться.
— А давно он прибыл? — уточнил я.
— Давненько, — ответил староста. — Еще в начале Смуты.
— Ну, спасибо за разговор, — заявил кустодий.
— Обращайтесь, милсдари. Мы завсегда готовы помочь поймать душегуба, — произнёс староста и улыбнулся, явив на редкость крепкие зубы.
Мы встали из-за стола, и поблагодарив мужчину за беседу, последовали к выходу.
Глава 9
Болотный шепот
Староста шел следом, провожая нас.
— Вы уж, господа хорошие, не подумайте чего плохого про нашего барина, — начал он, когда мы подошли к воротам. — Он человек незлобливый. Не лютует, мужиков не обижает, баб чужих не трогает.
— А своих? — тут же с интересом уточнил я.
— В семьи мы не суемся, милсдарь, — ответил староста. — Чужая семья — дело хозяйское. Что там за дверьми закрытыми делается, на то воля Искупителя. А пересуды да слухи — это все грех.
— У Двушкина ведь было несколько жен, верно? — не отступал я.
— Все так, господин, — нехотя ответил староста.
— И все они погибли, — заметил я.
Мужчина почесал бороду:
— Такая вот у барина тяжелая судьба.
— Тяжелая она как раз у мертвых жен, — возразила Арина Родионовна. — А ваш барин всех приезжих и свободных девушек норовит затащить к себе в постель.
— Что вы, — отмахнулся староста, но при этом густо покраснел. — Никон, свет наш, барин, никого силком к себе не тянет. И не заманивает порядочных девиц. А те, что приезжают к нам лекарить али амбарные книги проверять, то они ж сами к нему идут за подарками да легкой долей. Он мужик молодой, вдовец к тому ж, ни перед кем ответа не держит за то, кто ему постель греет. К нашинским бабам он интереса не имеет. А приезжие, чего от них ждать? Они как наиграются да натешатся, то и текают отседава с коробейниками.
— Или на болотах оказываются, — мрачно отозвался Зимин.
Староста удивленно приоткрыл рот:
— Да что вы такое говорите? Неужели думаете, что девицы в топи уходят?
На последней фразе бородач поспешно осенил себя знаком Искупителя и продолжил:
— Они же не дуры. Почитай все ученые да чистюли, которые подол сарафана никогда за пояс не затыкают, потому как работы не знают. И окромя книжки в руках подержать, да мужикам глазки строить, ни на что не годные.
— В доме барина живет только Лукерья, его дочь? — поинтересовался Шуйский.
— И сын его тама же проживает, — ответил староста.
— А другие дети? У него ведь есть несколько дочерей.
Моя осведомленность здорово заинтересовала Дмитрия Васильевича. Он хитро сощурился и взглянул на меня, но не стал ничего уточнять, позволив старосте ответить.
— Никон отослал девок со двора. Сказал, что незачем кормить бесполезные рты. Да и давать за них приданое он тоже не собирается. Сказал, что ежели каждую девку спроваживать к мужу с подводой добра, то его, добра ентова, не напасешься.
— И где дети? — сурово уточнил Стас.
— Старшая Авдотья на конюшне работает, а мелкие в соседнем городке у тетки живут, пока срок взросления не подойдет. Потом может и сюда вернуться. А может и нет. Потому как барин фамилию им свою не дал.
— И Авдотья без фамилии живет? — глухо спросил я.
— Ну, как же без нее-то? — удивился староста. — Мы ж не дикари какие, чтобы без имен жить. Все сиротки у нас получают фамилии по месяцам года. Жрец нарек ее по месяцу, в который мамка ее сгинула. Майская она. Всю жизнь теперь маяться будет.
— Это почему же? — вкрадчиво спросил Стас.
— Она хоть и хорошая девка. Сама видная, бойкая, работящая да крепкая. Но барин строго-настрого наказал местным, девку замуж не брать. Потому как не желает он родниться с простыми мужиками. И никто его ослушаться не решится.
— Она ведь может уехать, — предположил Шуйский, но староста только махнул рукой:
— Даже если уедет. С фамилией сиротской никогда не будет ровней мужу. А она гордая, не пойдет отца просить дать за нее супружнику хоть бы ложку.
— Что это значит? — осведомилась Нечаева.
— Ежели отец за дочь даст хотя бы какую-нибудь домашнюю утварь в новую семью, то сноху признают равной мужу. А так она должна будет всю жизнь глаза от пола не поднимать, голоса не иметь и в любой момент ее можно на улицу, как собаку выгнать.
— Какое варварство, — возмутилась Нечаева.