Чехов. Книга 8. Темный всадник [СИ]

Он был бледен и без медалей парадной китель выглядел не таким роскошным. Фуражка его съехала на бок, а воротник был расстегнут. Видимо, жандарм прятался где-то, потому как весь его белый наряд покрывала пыль, особенно досталось ткани на коленях и локтях.

— Пошел прочь. Чтобы мои глаза тебя…

— Рот закрой, — прервал Морозов жандарма и посмотрел на кривого. — Тебя как зовут?

— Гришаня, — проблеял тот.

— Иди к машине, Гришаня. И жди там, рядом с водителем. И если кто к тебе шагнет, скажи, что сам некромант тебя взял в услужение.

Мужичок икнул, покосился на меня, а потом обреченно кивнул.

— Да не боись, — приободрил его Зимин. — Не обидим мы тебя. Показания дашь и будешь жить, как захочется.

— Показ… что? — испугался мужичок и почему-то посмотрел на Митрича.

Тот лишь усмехнулся, явив крупные зубы.

Я убрал тотемы и миньонов. Мой напарник также отослал ледяного великана, от которого тянуло приятной прохладой.

— Зачем вам показания? — встрепенулся Синьков и поправил головной убор. — Ясно же, что эти недалекие испугались некроманта и наделали делов…

— Рот закрой, — повторил Александр Васильевич, и глаза его на миг стали черными. — Или я прямо тут начну выяснять насколько у тебя кровь красная.

— Да что вы такое говорите? — заблеял Олег Олегович. — Я, между прочим, в этом городе не последний человек. А раньше в посольстве в Азиатской империи служил…

Зимин вздохнул и отвесил жандарму легкий, но обидный подзатыльник.

— Не зли человека. Искупителем тебя прошу. Потом ведь поздно будет.

— Да хоть вы ему скажите, — Синьков капризно поджал губы, глядя на меня. — Я ведь не простолюдин какой-то. И титул мне был дарован за службу…

— Под боком у императорской резиденции приносят человеческие жертвы. Может еще и вызывают всяческих демонов с той стороны, — не унимался Морозов. — Это прямая угроза императору. И это дело кустодиев.

— Нет, вы не так поняли, — побледнел Олег Олегович, наконец осознав, чем все оборачивается.

— Молчите, — обратился я к Синькову и покачал головой. — Во имя Искупителя, не зарывайтесь глубже. И может быть мой родич не станет казнить вас прямо тут.

Жандарм сделался белее стены и ухватился за сердце. Попятился и уселся на лавку, которая стояла у порога. Рядом с ним оказалась полная женщина в сером платье и белом переднике. Она сурово взглянула на меня, словно я сделал что-то недостойное, а потом подала хозяину стакан с мутным квасом.

— Выпейте, ваше благородие, — проговорила она. — Вам нельзя волноваться. А то опять спать будете плохо, а потом и запор начнется как в прошлый раз.

— Твоя правда, — плаксиво ответил Олег Олегович и поинтересовался, — а где Марфушечка?

— Она изволила отбыть на вашем автомобиле.

— Дура баба. Там же бензина только до выезда с города доехать, — вздохнул мужчина и оперся на подставленную руку кухарки. — Отведи меня домой. И вели никого не пускать. Я сегодня хворый.

Я лишь подивился такому поведению.

— Он так давно живет в этой дыре, что не осознает, что его мир вскоре рухнет, — хмуро отозвался Морозов. — В той деревне Двушкина такая же атмосфера?

— Нет, — вынужден был признать я. — Несмотря на то, что дома и улицы там не такие чистые, а люди одеты в рубища, но они заботятся об убогих, как и завещал Искупитель.

— Ваша правда, — согласился Стас. — Все познается в сравнении. В той деревне у людей души почище будут, хоть руки в мозолях и ноги в грязи.

— Надо заехать к родственнице Двушкина пока мы тут, — предложил я. — Не хочется потом сюда возвращаться.

— Да, местечко здесь неуютное, — признал Морозов и скривился. — А с виду все так красиво. Ну, кроме ковров в гостиной этого Синькова.

— А чем вам не понравился ковер? — удивился Стас. — По мне так он задает тон всей комнате.

— Никогда, слышишь, никогда не вздумай застилась такой в гостиной моего дома. Даже когда я помру, и ты станешь наследником всего моего имущества. Лучше сожги дом, но ковров в него не таскай. А то еще и на стену повесишь, с тебя станется.

— Так с ними теплее, — возразил Зимин, но я заметил хитрый блеск в его глазах и понял, что он подначивает начальника.

— Я поторопился с твоим принятием в семью, — фыркнул Александр Васильевич. — Если бы ты такое ляпнул раньше, я бы сорок раз подумал прежде, чем давать тебе свою фамилию.

— Поздно, — протянул Стас и заулыбался.

— Доброта моя, — вздохнул князь и зашагал в сторону своей машины.

— Добрый он, — по-хулигански хмыкнул Зимин и пошел следом.

У автомобиля мы попрощались, и князь еще раз напомнил о том, чтобы на болота мы больше не ходили. Потом погрузил на переднее сиденье Гришаню, который ошарашенно осматривал салон и принюхивался.

— Ничего не бойся, — повторил Зимин, обратившись к нему. — Не обидят тебя. Подскажи нам, где живет родственница Двушкина с приемными детьми.

— Вон в тот проулок сверните, до конца доедете и дуйте направо. Как раз по Весенней улице до самого конца проезжайте и уткнетесь в ее домик. Там ограда белым окрашена и цветы на калитке намалеваны.

— Спасибо.

— Век вашей доброты не забуду, господа. Каждый день буду молиться за вас Искупителю.