Чехов. Книга 8. Темный всадник [СИ]

— Вы живете в доме своего отца и не знаете, что творится в реальном мире, — строго продолжил я. — Иначе вы никогда бы не стали пытаться задеть мастера Морозова.

— Так он же…

— Решил вас не бросать, — резко оборвал я девицу. — И вы сейчас в его машине только по его милости. Будь моя воля, я бы высадил прямо сейчас на дороге. Потому как вы ведете себя недостойно. И признаться, я уже сильно пожалел, что предложил взять вас в поездку, а не оставил в машине.

— Но…

— Хватит. Я не потерплю более вашего хамства, госпожа Синькова, — отрезал я и поймал кривую ухмылку Зимина.

— Жениться вам надо, Павел Филиппович, — фыркнул он.

— Зачем? — подозрительно прищурился я.

— Чтобы не делать таких ошибок, — он кивнул в сторону заднего сиденья и я понял о чем речь.

Марфушечка готовилась разреветься. И не театрально, красиво, чтобы привлечь внимание. А натурально — с размазыванием слез по щекам и подвыванием. Я это осознал каким-то внутренним чутьем и смиренно отвернулся.

— Три… два… один… — прошептал Стас и салон огласив рев.

Зимин едва сдерживал смех, косясь на меня, а у меня дергался уголок глаза. Синькова рыдала, проклиная папеньку, иродов с вилами, слишком тесные туфли, бутылку крепкого алкоголя, которую Олег Олегович получил в подарок, но не забрал в буфет, потому как тот запирала злобная кухарка, не давая папеньке пить, когда ему хочется. По кухарке, к слову, Марфушечка прошлась отдельным предложением, оценив вредность женщины, которая не позволяла несчастной девице выспаться и будила ее громыханием кастрюль в десять утра.

Стас мужественно терпел, чтобы не рассмеяться в голос. Я страдал. Страдал, так как понимал, что выбрал неправильную стратегию и не проявил мудрости, которой обладал мой напарник.

— Простите, — негромко бросил я ему.

— Все хорошо. Опыт — сын ошибок трудных, — заметил мужчина и всмотрелся вдаль. — А вот и конюшни.

Я с надеждой взглянул туда же, заметив несколько длинных строений с пологими крышами. В это время небо стало совсем темным и облака угрожающе насупились.

— Как бы не было дождя, — пробормотал я, между причитаниями Марфушечки.

Девица, к слову, успела утомиться и ее всхлипы становились все реже и тише. Однако, я рановато решил, что плач закончился. Завидев дома, девушка словно обрела второе дыхание и принялась подвывать пуще прежнего.

— Госпожа Синькова, вас могут услышать. И подумают, что юная девица не умеет держать себя в руках, — попытался угомонить ее я.

— Она опухнет от слез, и никто не заметит, что она юная, — громко сообщил Стас, чем заставил Марфушечку замереть. — Скажем, что она наша служанка. И лет ей… скажем, около сорока.

Девушка выпучила глаза и принялась хватать ртом воздух.

— Я бы мог сделать снегу, чтобы его можно было приложить к лицу, — продолжил кустодий. — И кожа бы посвежела. Но зачем? Она ж опять реветь начнет. И вместо лица будет рожа.

— Не начну, — выпалила Синькова и попыталась заискивающе улыбнуться. — Дайте снегу и я умоюсь… — она закусила губу и просипела, едва ли не давясь словом, — пожалуйста.

Зимин притормозил на обочине и повернулся к пассажирке.

— Сейчас вы выйдете наружу и там умоетесь. И вернетесь обратно в салон без слез и истерик. Иначе Искупителем клянусь, я лично сдам вас на работы в конюшню, как нерадивую служанку. Получу за вас целковый, и вы его потом месяц будете отрабатывать.

Повторять не пришлось. Дочка жандарма выскочила из машины. Следом за ней вышел и Стас. Он создал перед ней сугроб и милостиво предложил салфетку, которой, как я видел, он протирал лобовое стекло.

— Полотенца не имеем. Так что, госпожа, чем богаты. Держите.

Мужчина вернулся в салон и довольно ощерился.

— Вы знаток женщин, — восхитился я. — Как вы ловко справились с ее истерикой.

Зимин махнул рукой:

— Бросьте. Эту дамочку сложно назвать женщиной. Она избалованный и недалекий ребенок. Не удивлюсь, если она протрезвеет и решит, что мы спасли ее не просто так, а потому что не смогли устоять перед ее чарами.

— Не дай Искупитель, — ужаснулся я.

— Вряд ли она станет строить планы относительно бывшего безродного, — продолжил Зимин. — Так что будьте готовы держать оборону. А не то в Петроград вы вернетесь с женой, у которой наследственная тяга к алкоголю и любовь к истерикам.

Кустодий внимательно посмотрел на меня и видимо остался удовлетворен выражением ужаса на моем лице. Потому что он хмыкнул, а потом громко заржал.

— Вы нехороший человек, — я погрозил ему пальцем.

— Вы правы, — голос Синьковой заставил меня вздрогнуть.

Девушка распахнула дверь и позволила рассмотреть очертания ее фигуры, скрытой под запылившимся платьем. Затем Марфушечка элегантно заползла на заднее сиденье и принялась усаживаться, чтобы сложить на коленях руки.

— Я готова. Можем ехать дальше, — тихо произнесла она.

— Спасибо, что позволили, госпожа, — коротко кивнул Стас, но не удержался и спросил, послав мне кривую усмешку, — вы бывали в Петрограде?

— Не довелося, — ответила девушка и попыталась потупиться, однако ее покрасневшие глаза встретились с моими в зеркале заднего вида, и я отодвинулся ближе к окну, чтобы не видеть пассажирку.