У воеводы Ахматова в канцелярии служил некто Иван Корякин, который потом из канцеляристов записался в купечество, но государственной службы не бросил. Тогда смотрели на это просто, и винокуренный завод, которым владел Корякин, на жену или тещу переписывать нужды не было. Мы бы этого Корякина – обычного чиновника, взяточника и хапугу – и вспоминать не стали бы, кабы он при поддержке городового воеводы не захватил земельный надел крестьянина Федора Шамшуренкова, которого мы тоже вряд ли вспомнили бы, если бы у него не было брата Леонтия. Без Леонтия Лукьяновича Шамшуренкова история Яранска, и не только Яранска, будет неполной.
К моменту описываемых событий Леонтию было сорок три года. Он родился не в самом Яранске, а в уезде, в деревне Большепольской. Что он делал до тридцатых годов, доподлинно неизвестно – может, землю пахал, а может, был кузнецом или плотником. Документов об этом периоде его жизни не найдено, зато точно известно, что летом 1731 года Шамшуренков был в Москве и наблюдал за подготовкой к отливке Царь-колокола. Сам колокол был отлит лишь через пять лет. Как в село Большепольское Яранского уезда Казанской губернии (тогда Яранск принадлежал Казанской губернии) дошло известие о том, что колокол отлит, теперь уже не установить, но в 1736 году Шамшуренков вновь в Москве и подает в Московскую сенатскую контору «доношение» о том, что им изобретено устройство, с помощью которого можно будет поднять Царь-колокол на колокольню.
И вроде все просто – подал «доношение» о том, что им изобретено устройство, а как хотя бы на минуту представишь себе начало восемнадцатого века в селе Большепольском Яранского уезда Казанской губернии… Вряд ли Шамшуренков работал в местном проектном институте, а по вечерам чертил свое подъемное устройство на припрятанном от начальства листе ватмана припрятанными карандашами. Где он вообще учился механике, математике и основам начертательной геометрии, которую тогда еще и не придумали? Не у местного же дьячка. Или он ничего не чертил, а держал все детали устройства и все их проекции в голове… Какого же размера должна быть такая голова? Что говорила ему жена, когда он по ночам при свете лучины мастерил из щепок, вощеных ниток и ржавых гвоздиков… Отмалчивался ли он или… потом просил у нее прощения за то, что под горячую руку… Нет, все это представить решительно невозможно.
Итак, Шамшуренков, этот Кулибин за сорок лет до самого Кулибина, пишет сенатской конторе: «В прошлом 1731 году, как зачался строитца великий колокол, и я, нижайший, был в то время в Москве и того строения многое время присматривался и вразумлялся о том, как его вынимать из земли и поднять кверху, и ныне я о том вразумился верно. И в нынешнем 736-гду уведомился я о том, что оной колокол вылился и я, нижайший, того ради пришел в Москву из дального расстояния для подъему оного колокола… и я человек не беглой, не от беды какия, и в подушный оклад написан и подушные деньги плачу без доимки…»
Сенатская контора, рассмотрев «доношение», уже в конце августа того же года распорядилась «оному Шамшуренкову к подъему большого Успенского колокола сделать модель немедленно, под смотрением сенатского вахмистра». На изготовление моделей изобретателю было выдано ровно три рубля. На эти три рубля за два следующих месяца Шамшуренков изготовил несколько моделей изобретенных им подъемных устройств, которые по сенатскому указу были переданы в Московскую артиллерийскую контору на экспертизу. По результатам экспертизы было решено строить подъемное устройство Шамшуренкова непосредственно над литейной ямой. Вот только не надо думать, что проектов поднятия колокола было мало и сенатская контора ухватилась за первый попавшийся. Проектов было столько, что никаких колоколов не хватило бы.