— Она так и выразилась. Они разбили палатку у Чиммена и спали в одном мешке. Роберт сначала поиграл с Джейн, а потом повернулся на другой бок и занялся нашей свидетельницей. Не знаю, имеет ли это какое-то значение, но свидетельница, эта самая счастливая соперница Джейн, утверждает, что Джейн была совершенно вне себя и хотела убить Роберта.
— Уже тогда?
— Уже тогда. Ей было шестнадцать, можешь проспрягать по временам… хотела убить, хочет убить, убила. Как бы то ни было, связь с Робертом очевидна. Может быть, эта волнующая сцена с публичной мастурбацией всколыхнула в ней старую обиду. Из-за Сёрена Карлссона лопнул ее брак в Кальмаре… так что, если поднатужиться, мотивы прослеживаются. И в том и в другом случае.
— Детская возня в палатке?
— Есть чувства, которые тлеют годами и десятилетиями, а потом р-раз! — и вспыхивают в душе ярким… даже не огнем, а пожаром. Особенно у душевнобольных.
— Да-да… ты права. А что с ее мужем? Бывшим мужем?
— Думаю, она тоже намечала с ним покончить. Он и дети живут под другой фамилией в Драммене, в Норвегии. Как ты думаешь, что наша подруга делала в Осло? Если бы она не попала под машину, и до него бы добралась.
Гуннар пожевал нижнюю губу, переваривая такую возможность.
— О, черт… — сказал он наконец.
— Точнее не скажешь, — грустно улыбнулась Эва. — Никогда не сомневалась в твоих аналитических способностях. Сейчас мы с тобой должны заняться бумагами.
— Думаю, да. Берггрен и Тойвонен заполнят все недостающие формуляры. Еще надо составить психологический портрет, а Тойвонен в этом деле собаку съел.
Эва Бакман опять улыбнулась:
— А ты, собственно говоря… а ты в каком деле собаку съел?
Гуннар Барбаротти выпрямился, скромно отвел глаза и состроил гримасу, изображающую задумчивость.
— Я очень рад, что ты затронула этот вопрос, — сказал он наконец. — Сам об этом много думал.
— И к чему пришел?
— Я думаю… думаю, что я чемпион мира по упрямству.
— В самом деле?
— Да. Когда я еще учился в школе, я две недели решал математическую задачу под названием «Кёнигсбергские мосты»[54]
. У нас был садист учитель, который любил задавать такие задачи. Ты же знаешь эту проблему?— Всегда думала, что она не имеет решения.
— А она и не имеет. И наш садист сказал, что не имеет. А я все равно пытался.
Эва Бакман кивнула и прикусила указательный палец.
— Понимаю… — сказала она. — Ты о Хенрике Грундте? Тоже нерешаемая проблема?
— Решаемая. Дайте мне только время.
Она помолчала.
— Сколько?
— Что — сколько?
— Сколько времени?
Он пожал плечами:
— Не имеет значения. Два месяца… два года. Это необходимо. Они совершенно раздавлены.
— Кто они?
— Семья. Все до одного. Не знаю, кто больше. Но в одном я уверен: на похоронах они оплакивали не Роберта. Бедняга… у него не получилось стать главным героем даже на собственных похоронах. Согласись, что это несправедливо.
— Ему достался невыигрышный билет. — Эва значительным жестом подняла указательный палец. — В экзистенциальном смысле. Но ведь ты не думаешь, что Хенрик… жив?
— Трудно представить. Очень трудно… почти невозможно.
— Еще трудней предположить, что он умер естественной смертью.
— Еще трудней, — согласился Барбаротти. — Но если Асунандер даст мне такую возможность, я засяду за стол и прочитаю еще раз все материалы по делу. Все, что у нас есть. Переверну каждое слово, всех поставлю под сомнение.
— Может, лучше наоборот?
— Что?
— Всех перевернуть и каждое слово поставить под сомнение.
— Госпожа Бакман редкостная язва, должен отметить. Знает ли она об этом сама?
— Муж тоже так говорит. Поговори с шефом. Я его видела утром.
— Как он?
— Мрачен как туча.
— Тогда подожду до завтра, — решил Гуннар Барбаротти. — Бог спешить не велел.
— А ты с ним знаком? С Богом? Ни за что бы не подумала.
— Самую капельку, — сказал инспектор Барбаротти. — Самую-самую капельку.
Часть IV
Ноябрь
Глава 32
Кристина вышла из метро на Гульмаршплане. Сгибаясь под порывами холодного ветра с дождем, перебежала пустую площадь, нырнула в пахнущий мочой подземный переход и вынырнула в районе Глобена. Ледяные каскады дождя заставили ее пожалеть, что она не послушалась совета Якоба: купить все на рынке в Эстермальме и вернуться домой на такси. Нет, на Эстермальм она не поедет, купит все в «Аркаде» в Глобене.
Но, может быть, вот этот молчаливый протест сегодня, вчера и завтра и составлял основу ее жизни. Кислород сопротивления… без кислорода жить нельзя.
Должны прийти гости — два датских кинопродюсера с женами, шведский телевизионный босс и лесбийская дама-кинорежиссер из Финляндии. Пить и есть собирались по-княжески. Какой-то сверхприбыльный трансскандинавский проект. Блины с икрой ряпушки под шнапс. Седло косули под бароло[55]
. Засахаренный инжир с козьим сыром, кофе, и кальвадос, и коньяк, и фрукты, и стилтон, и черт и его бабушка.