Человек и сверхчеловек

Дон Жуан. Время от времени он нисходит сюда, к нам. Ему скучно в раю. Так вот, я хотел вас предупредить на случай встречи с ним: если не хотите его смертельно обидеть, не вздумайте называть меня его убийцей. Он утверждает, что владел шпагой гораздо лучше, чем я, и непременно заколол бы меня, если б не поскользнулся. Вероятно, он прав; я не был искусным фехтовальщиком. Я никогда не спорю с ним по этому поводу, и мы большие друзья.

Донна Анна. Солдату не зазорно гордиться своим боевым искусством.

Дон Жуан. Вам, очевидно, не очень хочется встречаться с ним?

Донна Анна. Как вы смеете так говорить?

Дон Жуан. О, здесь это очень часто бывает. Вспомните, ведь даже на земле, — хотя, конечно, никто из нас не признался бы в этом, — скорбя о смерти знакомого человека, пусть даже очень близкого нам, мы всегда испытывали некоторое чувство удовлетворения при мысли, что наконец избавились от него.

Донна Анна. Чудовище! Никогда, никогда!

Дон Жуан (невозмутимо). Я вижу, вам это чувство все же знакомо. Да, похороны всегда были для нас празднеством в черных тонах, в особенности похороны родича. Во всяком случае здесь семейные связи редко поддерживаются. Ваш отец привык к этому; он не ожидает от вас изъявлений преданности.

Донна Анна

. Несчастный! Я всю жизнь носила траур по нему.

Дон Жуан. Вполне понятно: траур вам был к лицу. Но одно дело пожизненный траур, другое — вечный. К тому же здесь вы так же мертвы, как и ваш отец. Что может быть нелепее, чем покойник в трауре по другому покойнику? Не смотрите на меня с таким возмущением, дорогая Анна, и не огорчайтесь. В аду много бессмыслицы, пожалуй, больше, нежели чего другого; но вот эту бессмыслицу — насчет смерти, возраста и всяких перемен — вам придется забыть, потому что здесь все мы мертвы и все мы вечны. Вы скоро привыкнете к этому.

Донна Анна. И все мужчины будут называть меня «дорогая Анна»?

Жуан. Нет. Я оговорился. Прошу меня простить.

Донна Анна (

почти с нежностью). Жуан! Скажите, когда вы посягали на мою честь, вы в самом деле меня любили?

Дон Жуан (раздраженно). Ах, пожалуйста, не заводите разговоров о любви. Здесь только и говорят что о любви: какое это прекрасное, святое, возвышенное чувство, черт его… Простите, но если б вы знали, как это мне надоело. Ведь те, кто это говорит, понятия не имеют о предмете — в отличие от меня. Оттого что они бестелесны, они воображают, что достигли совершенства в любви. Разврат воображения и ничего больше! Тьфу!

Донна Анна. Даже смерть не очистила вашу душу, Жуан. Даже страшный суд, вестником которого явилась статуя моего отца, не научил вас почтению.

Дон Жуан

. Кстати, как поживает эта отменно любезная статуя? Что, она все еще приходит ужинать с нечестивцами и утаскивает их в преисподню?

Донна Анна. Она меня ввела в огромные расходы. Мальчишки из монастырской школы просто покою ей не давали: шалуны увечили ее, примерные ученики писали на ней свои имена. За два года три новых носа, а уж пальцев — без счету. В конце концов мне пришлось махнуть на нее рукой; и воображаю, на что она теперь стала похожа! Бедный мой отец!

Дон Жуан. Шш! Слушайте!

На волнах синкоп гремят два мощных аккорда ре-минор и его доминанта; звучание, в каждого музыканта вселяющее священный трепет.

Ага! Моцартовская сцена появления статуи. Это ваш отец. Вы лучше спрячьтесь, пока я его подготовлю.