Человек-ящик

Понуждаемая лжечеловеком-ящиком, она, проскользнув мимо меня, пересекла комнату походкой идеального, точно отрегулированного механизма. Казалось, движение не требует от нее даже малейших усилий. Достала из кармана белого халата коробку спичек и, держа ее двумя пальцами, бросила в окошко ящика. Я вдруг почуял ее запах. Он напоминал запах арахисового поля, который я улавливал на морском берегу. Сердце бешено заколотилось. Может быть, от ревности к лжечеловеку-ящику? Возвращаясь на прежнее место, она на ходу начала расстегивать халат. После второй пуговицы бросила на меня быстрый взгляд. Такой легкий – он бы за полдня мог свободно улететь высоко в небо – взгляд, что я не только не отвел глаз, но даже не моргнул (очень важно заметить, что, сколько она ни смотрела на меня, я почти не ощущал, что она на меня смотрит). Казалось, ее освещает внутренний свет. Она совершенно спокойна, закушенная нижняя губа влажно блестит между зубов. Открытое выражение лица. Может быть, она распахнула ставни для меня? Третья пуговица. Потом четвертая. Если она в самом деле хочет до конца узнать меня… если этой своей позой, которую она вчера демонстрировала лжечеловеку-ящику, собирается поймать меня… то действительно хорошо, что на мне нет ящика. Людям, лишенным безобразия, которое нужно скрывать, безобразие других не видно. Если человек-ящик – профессиональный «подглядыватель», то женщина по своей природе «подглядываемая». (Мне непонятно одно: что заставило врача, жившего бок о бок с ней, такой женщиной, запереть себя в ящике?) И вот наконец последняя пуговица.

К счастью, халат был надет не на голое тело, я вздохнул с облегчением. Под ним оказалась шелковая оранжевая блузка. Крохотными ягодками вниз сбегали мелкие пуговицы того же цвета. Короткая желтая юбка, застегнутая сбоку на три черные пуговицы сантиметра два в диаметре. Из ящика послышалось чирканье спички. Раньше мне казалось, что она белокожая; теперь, сравнивая ее тело с желтой юбкой, я бы назвал ее скорее смуглой. Но пальцы, взявшиеся за пуговицы юбки, были действительно белыми. И вот сейчас, глядя на нее, я не мог понять, какая же она на самом деле. Пальцы, лежавшие на юбке, вдруг замерли и, словно передумав, переместились к ягодкам на блузке. Конечно же, нужно начинать с них. По мне, чем дольше все это будет продолжаться, тем лучше. Запахло сигаретным дымом. Если на прошлой неделе я уже однажды встретил эту женщину – женщину, которая с непосредственностью ребенка одним взмахом уничтожила все мои обязательства, подобно тому, как уничтожает пятна мощное средство для чистки одежды, то, возможно, мне удастся снова где-то встретиться с ней. И этой женщине, за которой я подглядывал вчера, женщине терпимой, точно она слепая, к чужому безобразию, напоминающей автомат для утоления жажды, освобождающей, подобно алкоголю или наркотику, от чувства неполноценности, тоже когда-нибудь снова представится случай встретиться со мной. Трудно поверить, что действительно существует человек, в котором слились два этих качества. Правда, я не настолько хорошо знаю эту женщину, чтобы иметь право судить о ней. И все же. Но то, что узнаешь с помощью правого глаза и с помощью левого глаза, наверно, чего-то стоит. Самое главное – доверие, которое позволит даже бессознательно обращать внимание на одни и те же вещи и совершенно естественно сделает все нашим общим достоянием. Расстегнута третья пуговица-ягодка. Блузка, кажется, надета на голое тело. Запах дыма доносится, но самого дыма не видно. Как странно он курит. И тут из всех щелей и из окошка ящика вдруг повалил дым – значит внутри столько дыма, что глаза невозможно открыть.

– Нужно и тебе приготовиться, как ты считаешь? – сказал лжечеловек-ящик торжественно. – Она… посмотри, она не обращает на меня ни малейшего внимания.

Расстегивая пятую пуговицу, она чуть улыбнулась. Как улыбнулась бы, споткнувшись на улице. Осталось еще семь пуговиц-ягодок.

– Если хотите фотографировать, фотографируйте, пожалуйста.

Я был поражен. Действительно, я договаривался с ней, что она будет мне позировать. Она раздевается, но это совсем не значит, что и я должен раздеваться вместе с ней. Может быть, и разденусь, но зачем же сразу? Наверно, я просто боялся того, к чему это может привести. Чтобы сгладить неловкость, я потянулся было к вещевому мешку, где лежал фотоаппарат, но раздумал доставать его. Если бы я достал и установил фотоаппарат, это означало бы молчаливое согласие жить вместе с лжечеловеком-ящиком. Правда, фотографировать лучше, чем обнажаться, но это было бы равносильно тому, чтобы отдать ему второй ключ от своей собственной квартиры.

– Смотри, какой воинственный вид…