Человек-ящик

Она колеблется. Умоляюще смотрит на меня. Скрещивает на груди руки, наклоняется вперед, ворот поднимается вверх. Полы белого свежевыглаженного халата (когда она успела снова его надеть?) расходятся. Он застегнут на одну верхнюю пуговицу. И надет на голое тело. Я это предполагал, но все же был застигнут врасплох. Нагота под халатом еще откровеннее, чем просто нагота. Халат выглядит не халатом – он превратился в торжественное облачение для совершения жертвоприношений. Сладострастные изгибы ее чувственного тела соблазнительны, она напоминает сложный механизм, к которому страшно прикоснуться. Только маленький подбородок и округлая нижняя часть живота выглядят по-детски беззащитными. Я копаюсь в своей памяти. Переворачиваю в ней все вверх дном, будто роюсь в чужом чемодане. Чтобы не упасть, она выставляет вперед левую ногу. В ту же минуту поле зрения сужается, и во мне пробуждается боевой дух. Причины я и сам не могу понять.

– Хорошо. Я сам это сделаю, можешь не затрудняться. – Я иду к вешалке у двери, раскрываю тот самый альпинистский рюкзак (возможно, купленный еще во времена американской оккупации) и достаю игрушечного крокодила. – Во всяком случае, я понял, что передо мной у вас совесть нечиста. Это видно с первого взгляда. Мне сразу показалось, что уж слишком сладко вы поете…

Игрушечный зеленый крокодил, которого я вынул, длиной около полуметра и шириной шестнадцать сантиметров, с красной разинутой пастью, коричневыми бугорками на спине и на концах лап, с белыми пластмассовыми глазами и клыками. Всякий, кто видел эту наивную, непритязательную игрушку, ощущал странную беспомощность. Не вызывая ужаса, как у детей, эта игрушка легко парализует враждебные намерения взрослых. Конечно, это не обыкновенная кукла. Это дубинка, изобретенная мной для психологического воздействия на противника. Дубинка – не игрушечная, такими славными орудиями пользуются для убийств мафия и тайная полиция. Я вытряхнул из куклы опилки и поролон, которыми она была набита, и носил ее с собой, как пустой мешочек. Но сегодня утром, предчувствуя недоброе, я набил крокодила морским песком. Достаточно взять его за хвост и покрутить над головой – любой испугается. Если стукнуть как следует, можно свободно проломить череп. Я, естественно, не собираюсь заходить так далеко. Удобство дубинки в том, что, не оставляя почти никаких следов, ею можно нанести смертельный удар. А после этого нужно вынуть затычку в животе крокодила и высыпать песок где-нибудь на улице. Никому и в голову не придет, что обыкновенный тряпичный мешок послужил орудием убийства.

И вот, нехотя, делая вид, что показываю лжечеловеку-ящику тряпичного крокодила, я изо всех сил ударил снизу вверх по ружейному стволу. Удар получился немыслимой силы – видимо, благодаря резкости. Ружье врезалось в верхний край окошка, и ящик подпрыгнул. Послышался яростный стон застигнутого врасплох врача. И одновременно звук выстрела – будто гвоздем прокололи автомобильную шину. Пуля полетела к потолку, но я не слышал, как она стукнулась в него. Я рванул к себе ружье. Врач, не сдаваясь, высунул руки из окошка и с неожиданной силой вцепился мне в правую щеку, как в лепешку. Крокодилом, набитым песком, я ударил его по ногам. Послышался тяжелый чавкающий звук – словно топор вонзился в живое дерево. С воплем врач отдернул руку. Меня бросило в пот от его нечеловеческого вопля, в котором смешались все гласные звуки. Чтобы заставить его замолчать, я замахнулся, пытаясь через ящик стукнуть его по голове, но заколебался. Пожалел ящик. Я стал бить его по ногам, теперь уже расчетливо (мне совершенно не нужно, чтобы он остался здесь из-за того, что я переломаю ему ноги), и врач, сжавшись в своем ящике, снова превратился в корзину для бумаг. Из ящика слышались лишь хрипы, как из крана, от которого отключили воду, – даже представить было невозможно, что там спрятался человек. Я впервые посмотрел на ящик с полным безразличием. Проникающие сквозь окно слабые солнечные лучи – еще только десять часов утра, – заливая светом беленые стены, наполняют комнату, и ящик выглядит вырытой в ней норой.