Человек войны

Изнутри щелкнул замок, наружу высунулась голова, и тут же хрустнули позвонки – старшина свернул ее набок. Уцепив жертву подмышки, он шагнул внутрь, тихо прикрыл за собой дверь и опустил тело на пол. Потом скользнул из прихожей в комнату, через два окна которой струился лунный свет, и осмотрелся.

В полумраке у стены белела разобранная кровать, в центре стоял круглый стол в окружении стульев, по углам высились шкаф с зеркалом и буфет на вычурных ножках. На его полках и в ящиках ничего ценного не обнаружилось, а вот в шкафу оказался целый гардероб, судя по всему ворованный. Здесь висели шубка из песца и норковое манто, кожаный мужской плащ, а также несколько добротных мужских и женских костюмов. Внизу стоял пустой фибровый чемодан, куда Дим определил то, что вместилось.

Вслед за этим налетчик протер взятым здесь же платком все, за что брался, и ретировался из квартиры. Рассвет он встретил в своей хибаре.

Спустя несколько дней, загнав экспроприированное барыгам, Дим сидел в одной из рыночных забегаловок, пил пиво с сушками и размышлял о жизни. Он понимал, что понемногу становится бандитом, но выхода не находил.

– Может, свалить за бугор? – думал он. – В Румынию или Болгарию. Но там все чужое.

Или сдаться властям? Этого не позволяли гордость и обиженное самолюбие.

– Да, куда ни кинь, всюду клин, – бормотнул старшина и хрустнул в руке сушкой.

Затем он допил пиво, сунул оборванному пацану, бродившему меж посетителей, мятый червонец, и вышел наружу.

Приморский рынок жил своей жизнью. Вокруг бурлила разноголосая толпа, продавцы зазывали покупателей, где-то в порту гудел пароход, сверху лились потоки солнца.

Полюбовавшись работой грузчиков, артистически перебрасывавших неподалеку гору полосатых арбузов и золотистых канталуп, паруся широченными клешами, Дим неспешно двинулся к выходу с базара. Его глаза привычно выхватывали из толпы спекулянтов и карманников, цветастых цыганок-гадалок и наперсточников, делавших свой «гешефт», как говорили местные евреи.

Внезапно сбоку мелькнуло чем-то знакомое лицо, старшина остановился. Метрах в трех от него среди снующего люда виднелась в ряду таких же дощатая будка, в которой работал сапожник.

– Не может быть, – прошептал Дим, и сердце учащенно забилось.

В просторном окошке, щуря узкие глаза и сжав губы, набивал подковку на сапог младший лейтенант Пак – его инструктор по парашютному батальону. Словно чувствуя взгляд, мастер поднял голову, и его глаза округлились.

– Лейтенант! – рассекая плечом народ, бросился к будке старшина, и в следующее мгновение они тискали друг друга в объятиях.

– Димка, черт! – смахнул набежавшую слезу Пак. – Откуда? Каким ветром?

– Я, Сергей, – проглотил застрявший ком в горле бывший курсант. – Попутным.

– Так, мужик, на твои хромачи, – протянул сапоги заказчику лейтенант. – Щас закроюсь, и пойдем ко мне, – улыбнулся Диму.

Потом он исчез в полумраке будки, далее скрипнула дверь, и Пак появился перед Димом на тележке. У него не было обеих ног по колено.

– Как же это? – прошептал Дим, глядя сверху вниз. – А? Сережа!

– Так получилось, – нахмурился инвалид. – Могло быть хуже.

Далее под его руководством Дим опустил верхний щит и запер его на замок, а чуть позже шел рядом с гремящей по булыжникам тележкой. Сергей дымил зажатой в губах цигаркой и отталкивался двумя зажатыми в кулаках утюжками. По дороге Дим заскочил в коммерческий магазин, где купил водки, колбасы и сыра, а потом они последовали дальше.

Домик Пака прятался в небольшом саду на одной из припортовых улиц, мощеный плитняком двор сверху был затенен шпалерой винограда, а у веранды стояли накрытый клеенкой стол и две лавки.

– Зина! – громко крикнул Сергей, когда Дим затворил за ними дощатую калитку.

Из-за дома тут же выкатил лохматый щенок, а за ним из глубины сада показалась женщина с корзиной груш, худенькая и глазастая.

– Вот, встретил однополчанина! – радостно сказал Пак. – Вместе воевали в Крыму, в парашютном батальоне.

– Зинаида, – протянула руку женщина, подойдя ближе.

– Дмитрий, – осторожно пожал ее гость. – Ваш муж был одним из моих командиров.

– Ясно, по-доброму улыбнулась хозяйка. – Так чего стоим? Такое событие надо отметить.

– Гаф-ф! – заюлил у ее ног щенок, и все весело рассмеялись.

Несколько позже, они сидели за празднично накрытым столом, где кроме того, что купил Дим, искрился графин красного домашнего вина, золотилась жареная камбала, и исходил паром молодой вареный картофель. Здесь же стояла ваза бергамот, изумрудно сиял арбуз и блестел коричневой коркой хлеб, нарезанный крупными ломтями.

Как когда-то с Петей Морозовым, первый тост подняли за встречу, а вторым помянули друзей, не вернувшихся с фронта. Затем Сергей рассказал, что потерял ноги на подступах к Берлину, а в госпитале, где лежал, познакомился с Зинаидой

– Лейтенант Круглова была моим лечащим врачом, – положил свою руку на руку жены. – Потом мы расписались и приехали сюда, на ее родину. Теперь Зина работает в больнице, а я чиню обувь.