Человек войны

«Мы плохо делаем, мы нарушаем работу лагерей. Освобождение этим людям, конечно, нужно, но с точки зрения государственного хозяйства это плохо.

Нельзя ли дело повернуть по-другому, чтобы люди эти оставались на работе – награды давать, ордена, может быть? А то мы их освободим, вернутся они к себе, снюхаются опять с уголовниками и пойдут по старой дорожке. В лагере атмосфера другая, там трудно испортиться.

(Из выступления Сталина на заседании Президиума Верховного Совета ССС в 1938 году)

Минули короткие весна с летом, тайга окрасилась в осенние тона, и Рудый, с которым Дим крепко сдружился, вышел на свободу. Теперь уже Николай Леонтьевич Ковалев, он уехал в родной Донбасс – давать стране угля, научив приятеля главным колымским истинам. «Не верь, не бойся, не проси» гласили они, и были проверены жизнью.

К этому времени фронтовиков в лагерях сильно поубавилось. За предшествующее пятилетие «естественная» лагерная убыль отправила на тот свет не одно войсковое соединение бывшей Армии-победительницы. Оставшиеся же продолжали вести свою последнюю войну, оставшись один на один с системой.

Не желал сдаваться и Дим, все более ожесточаясь. Вскоре после освобождения Рудого он повздорил с новым «бугром» (тот сразу же лег под воров), и «борзого» перевели на шахту бурильщиком.

Золотоносный горизонт был на глубине ста метров, в темных забоях хлюпала, превращаясь в воду, вечная мерзлота, потрескивали деревянные стойки крепи.

Труд бурильщика являлся ответственным и тяжелым. Пневматический «баран» весом в четверть центнера, в нем трехметровая стальная штанга с коронкой, и все на пуп. Такая вот механизация.

За смену, которая тянулась с утра до ночи, приходилось бурить в груди забоя многочисленные шпуры, которые заряжались и отпаливались взрывниками, после чего золотоносная порода убиралась, и все начиналось сначала.

Так что Дим гнал план. Чем больше шпуров, тем больше отпалов, и, соответственно, тонн ценного сырья, поднятого на поверхность. А от плана добычи не только судьба жалкого зека зависела. От него карьера самого гражданина начальника «Индирлага» полковника Смулова на ниточке повиснуть могла. Не зря и сам полковник, и его боевые помощники зорко держали «на прицеле» производственный процесс и были вменяемо воинствующими реалистами. В том смысле, что хорошо ведали, где при бессовестно завышенной норме-выработке была грань, за которой, хоть сгнои и замордуй в руднике всех стахановцев Советского Союза, нужной цифры не достигнешь. А вот с дописками, приписками, подчистками – если с умом, конечно, не по-наглому – тут и «грудь в крестах, и голова не в кустах».

Поэтому начальство в процессе материализации планового результата весьма охотно закрывало глаза на «липу» в документах, вымогало в промывочный сезон у зеков заначенное в руднике «рыжье» (в зону золотишко не носили – за это полагался расстрел) и прозревало лишь в исключительных случаях. Вроде того, анекдотичного, когда проверочная комиссия вдруг обнаружила в давно закрытых нарядах оплату «разгонки дыма бушлатами», «кантовку фраеров» и «вывоз пьяных десятников на тачках за зону на расстояние сто метров».

Болезненных для себя осечек начальство «серой скотинке» не прощало. Но толковых организаторов в этой среде, знающих производство, да еще владеющих искусством «грамотной отчетности», привечало, позволяя им жить, чуть вольнее дышать и ударно вкалывать.

Всегда друживший с головой Дим все это – и организовывать, и оформлять – умел мастерски. Что убедительно доказал, когда сначала вышел в бригадиры, а потом дорос и до мастера участка. А бригадирство его началось после разборки с бандеровцами в «кондее», куда он попал за пререкания с охраной.

Пятерым сидящим там угрюмым «хлопцам» шестой сразу же не понравился независимым поведением и видом. А когда те узрели на его руках и теле флотские наколки, старший, здоровенный детина, сказал: «ось ты и прыплыв, комуняка, зараз будэмо вбываты».

Однако «вбываты» не получилось. Всю эту шоблу Дим отходил до поросячьего визга, чем вызвал изрядное удивление вертухаев – очень уж неравное было соотношение сил, и впечатляли результаты. Те, как положено, доложили начальству, и оно положило глаз на умелого воспитателя.

Дело в том, что «героев УПА» тоже определили в шахту, но пахать в забое они не желали, предпочтя ей кондей и штрафную пайку. В результате с Димом состоялся предметный разговор по поводу руководства новой бригадой из слегка покалеченных бандеровцев.

– Согласен, – чуть подумав, согласился он. – При условии, что «битие определяет сознание».

– Можешь, – тут же согласилось начальство. – Но план вынь, да положь. Кровь из носу.

После этого по просьбе нового «бугра» бригаду усилили тройкой подобранных им фронтовиков, и она стала давать стране золото ударными темпами.