Человек войны

Со дня своего отъезда в военно-морское училище летом сорокового Димыч навещал родной город лишь однажды, да и то накоротке – в первый год войны по пути из Ивановского госпиталя в Тбилисский. Остальные два посещения, когда он был в бегах, а потом вернулся из лагеря – не в счет. Те вообще были скоротечными.

Теперь гражданин Вонлярский Дмитрий Дмитриевич, не таясь шагал по знакомым с детства улицам, впивал в себя краски и звуки полузабытой столичной суеты и приговаривал про себя: «Ништяк, старшина, все будет путем. Еще не вечер!».

В кармане новенького костюма (таксистом Дим заколачивал прилично), лежала последняя зарплата с премией и расчетные, приятно согревая душу. А поскольку она требовала праздника, Дим завернул в Елисеевский купить все необходимое к столу, который решил организовать для близких. Центральный гастроном Москвы впечатлял обилием продуктов и напитков. Зеркальные витрины радовали глаз десятками сортов колбас, ветчины и сыра, не менее изысканным был ассортимент сыров, прочих молочных продуктов и даров моря, расцвеченный кондитерскими изделиями, а также отборными фруктами и овощами.

– За что и боролись, – довольно хмыкнул Дим, вслед за чем отоварился под завязку.

Выйдя из гастронома с чемоданом в руках и объемистым пакетом, он спустился в метро и доехал до «Кировской». Миновав улицу со звенящими трамваями, прошел в тень старых лип Чистопрудного бульвара и, миновав несколько скамеек с отдыхающими, присел на свободную.

По серебристой глади пруда тенями скользили лебеди, со стороны кинотеатра «Колизей» доносило музыку. Поностальгировав минут пять, Дим встал и пошел вперед по аллее.

Далее была встреча с мамой, приглашенной родней и праздничное застолье. Все, о чем он так долго мечтал, в прошлые грозовые годы.

Прописали в квартире нового жильца без звука. Очень уж была солидная бумага.

Отдохнув пару дней, Дим занялся трудоустройством. Для начала принялся водителем в одну из транспортных организаций, занимающуюся перевозкой угля в пределах города и области.

Спустя год, освоив столицу с прилегающими к ней просторами и получив 1-й класс, Дим перевелся в 18-й Московский автокомбинат на междугородние перевозки.

Как и многие социалистические предприятия, комбинат жил двойной производственной жизнью. Его дружный коллектив действительно перебрасывал из края в край необъятной страны тысячи ценных народнохозяйственных грузов. При этом никто в автопарке не чурался приписок, повсеместно применяемых фокусов со спидометром и горюче-смазочными материалами. Без них выполнить спущенное откуда-то сверху «планов громадье», было просто невозможно. По существу, это был мягкий вариант все той же хорошо знакомой Димычу по лагерю завышенной нормы выработки. Нереальной, но выполнимой. Если, опять же, четко сознавать, что страна принадлежит начальству. А начальство всегда можно обмануть при желании.

В общем, для работяг это был совсем неплохой «социализм». Общественное в нем не сильно мешало личному, если иметь в виду возможность немного «срубить» на левых рейсах. Подкалымливал и Вонлярский. Но помня о державе, только на порожняке и не очень отклоняясь от маршрута.

Свою первую машину – старенький раздолбанный «зисок» – Дим собственноручно перебрал по винтику, как когда-то такую же в Кыштыме. Привлекал за «магарыч» механиков и покупал за свои или снимал со списанных развалюх различные запчасти, доставал резину. В результате колымага превратилась в весьма приличный аппарат по кличке «Захарка». На нем Дим побывал сначала в Прибалтике, затем в Белоруссии и Заполярье, а потом навестил и места «боевой славы» на Украине. Не ограничиваясь тоннажем автомобиля, он нередко прихватывал прицепной груз, получая соответственно за труд, что радовало.

Далее нарисовались ряд благодарностей с премиями, а потом доска Почета. Морской ангел снова стал благоволить своему носителю.

– Хорошо рулишь Вонлярский, – сказал как-то после одного из торжественных собраний по поводу Октябрьской революции сам директор комбината. – Побольше бы таких. Настоящий строитель коммунизма!

– Ну, дак! – развел руками Дим – Все под чутким и пламенным руководством…

Что ценят, было приятно. Но главное счастье начиналось с уходом в рейс. Когда, выскочив из котла суматошной столичной жизни на загородное шоссе, он оставлял вместе с убегающими назад километрами и тяжкий груз прошлого, и хлопотливое бремя настоящего, и тягомотную необходимость трудиться под бдительно-опекунским оком многочисленного и разнообразного начальства.