Человек за шкафом

Но за шкафом уже ничто не мешало ему слушать его музыку, слышную только ему. Мысль о том, что можно выбраться из укрытия, когда тетка уйдет, и позволить этой музыке зазвучать, была восхитительна. За окном уже был ноябрь, и серое небо, казалось, навечно повисло над городом. Дождь барабанил по стеклу в такт мыслям Антона и рождал в его душе новые мелодии. Из щелей в рассохшихся рамах безжалостно дуло, батареи под окном не очень помогали. Зоя заклеила намыленной бумагой на зиму рамы в «своей» комнате, кухне и гостиной, где проводила много времени за просмотром телевизора и видеомагнитофона. Но заклеивать рамы и возле «убежища» племянника она принципиально не стала. Во-первых, не станет она ради дебила напрягаться, во-вторых, авось племянничек перемерзнет, схватит пневмонию и не доживет до весны. Однако Антон не чувствовал холода из-за жара, полыхавшего внутри: он снова мог играть.

С тех пор как Зоя чуть не застала его, он стал совершать вылазки осторожнее, рассчитывал время, когда она могла вернуться, и ставил будильник, чтобы за четверть часа до ее прихода успевать вернуть замок на крышку фортепиано – тогда музыки не будет слышно на лестнице.

Однажды шум входной двери раздался в неурочное время, и Антон страшно испугался. Но, к счастью, это пришла не Зоя, а Жора, ее сожитель, и не один, с какой-то женщиной. Стоя за шкафом, куда он еле успел спрятаться, Антон слышал их голоса.

– Вот тут я и живу, – хвастался Жора. – Ну че, как тебе хата? Отпад, да?

– Да, квартира клевая, – соглашалась женщина, судя по голосу, довольно молодая. – Запущена только, ремонт бы не помешал… И добра сколько… На целый антикварный магазин.

– А хошь, я тебе прикол покажу? Умрешь со смеху. Антоха, выходи! Да вылазь, не ссы, мы тебя не обидим.

Поколебавшись, юноша все-таки вышел из-за шкафа, и женщина аж вскрикнула:

– О, господи!.. Кто это еще? Худой какой, оборванный…

– Да он дебил, – пояснил Жора, будто эти слова могли объяснить состояние и облик юноши. – Он моей Зойки племянник, что ли… Сечешь – квартирка-то эта со всей начинкой его! А он, придурок, в щели за шкафом торчит. Зато на пианине лабает – чума! Ну-ка, Антоха, сбацай нам что-нибудь!

Антон замялся, стоял, опустив глаза. Играть для них не хотелось. И очень неловко было под взглядом этой действительно еще молодой, полной, слишком ярко одетой и накрашенной женщины, которая смотрела на него со смесью жалости и брезгливости.

– Давай-давай! А то влуплю так, что обсеришься! – прикрикнул на него Жора.

Антон открыл пианино и заиграл самую узнаваемую из вспомнившихся мелодий – «К Элизе» Бетховена. Но даже эта пьеса-багатель оказалась для его слушателей слишком сложной.

– Да ты, слышь, не то играй! – рявкнул Жора. – Веселое чего-нибудь забацай, вот это, знаешь…

И попытался напеть какой-то блатной мотивчик. Антон скривился.

– Отпусти ты его, – попросила женщина.

– Ну, как скажешь. – Жора захохотал, обнял ее за широкую талию, привлек к себе и цыкнул на Антона: – Дуй отсюда, придурок! Да не вздумай подглядывать!

Эта женщина приходила в отсутствие Зои еще несколько раз, а потом та случайно застала их и принялась вопить:

– Сволочь! Ты сюда еще потаскух водишь! Я тебя из дерьма вытащила, а ты! И-и-и!..

Дальше, судя по шуму, грохоту, крикам, ругани и женскому визгу, которые слышал притаившийся за шкафом Антон, произошло нечто уже совершенно безобразное. В конце концов толстую женщину Зоя из квартиры вытолкала, а Жора ушел сам, напоследок обозвав сожительницу словами, смысла которых Антон не знал, однако догадывался о нем.

Когда квартира опустела, Зоя рявкнула:

– Иди жрать!

Антон совершил ошибку – вылез. И тут же тетка, даже забыв в этот раз включить магнитофон, отходила его шваброй так, что разбила всего в кровь. Лупила за все – за Всеволода, за двадцать шесть шагов, за этого урода Жорку, которому она поверила, а он сюда шлюх водил… За то, что Антон сидит на ее шее. И за то, что он, скотина, настолько похож на Илью и только позорит его имя своим дебилизмом…

Потом она села на пол и разревелась. Антон, отползая, приостановился, посмотрел на нее, вытер нос, из которого текла кровь. Вдруг захотелось пожалеть ее. Пожалеть женщину, которая издевалась над ним. Пожалеть, потому что ее действительно стало жалко. Немолодая, некрасивая, несчастливая. И понятно, что те, кто к ней ходит, ходят не из теплых чувств, а только из-за того, что у нее большая квартира, деньги, много еды и выпивки, купленной на то, что она из этой квартиры продала. И она это в глубине души понимала. Пожалеть бы ее, но нет. Лучше за шкаф…