Челтенхэм

Это устройство не было уникальным изобретением Ричарда, оно известно с древности – верхняя площадка башни, длиннющая веревка, всего на десяток футов не достающая до земли, краткий полет и финальный рывок, с гарантией ломающий шейные позвонки, а то и вовсе отрывающий несчастному голову. Но Глостер – вероятно, под влиянием знакомства с десантниками – сумел придать этой казни особую зрелищность. Осужденных – иной раз тридцать-сорок человек, уже с петлями на шее, выстраивали в шеренгу друг другу в затылок, а концы веревок (тщательно подобранной длины) пристегивали карабинами к специальной наклонной рельсе, далеко выдающейся за пределы стены. Дальше бедолаг просто гнали вперед, словно по доске на пиратском корабле, и, бывало, к концу казни с финишного стопора свисал целый пучок пустых веревок. Однажды, под весом толстяка в кандалах, лопнул сам канат – Ричард устроил палачу разнос и вычел стоимость веревки из его жалованья.

Естественно, первыми полетели головы сторонников профранцузской партии и королевы Марии, а поскольку в связях с Парижем в то время можно было обвинить любого, то и затруднений никаких не возникало. Некоторые именитые персоны, отказываясь верить в реальность происходящего, взвивались со стародавним кличем: «Мою измену может доказать лишь Божий суд!», но тут же умолкали, сообразив, что им придется один на один сойтись с первым клинком Европы. Впрочем, охотников спорить находилось мало, так как преданная Глостеру армия по-прежнему стояла в Лондоне и с одобрением смотрела на все регентские маневры. При всем том Ричард через день бывал у королевы с верноподданническими докладами, а Мария танцевала на балах в Букингемском дворце, в том числе и с прискакавшим в Англию его величеством Людвигом Саксонским.

Глостер трудился, не зная ни сна ни отдыха. Формировались новые полки: стало известно, что Людовик XI, не смирившись с поражением, договорился-таки наконец с тугодумным Филиппом Испанским и теперь вербует солдат по всему миру. Строились новые крепости и создавались гарнизоны, людской поток, протекавший через Алурские лаборатории, не ослабевал. Насаждались школы и грамотность, по всей стране шла смена администрации, а в самом Лондоне, на левом берегу Твидла, среди скалистых уступов Райвенгейта, напротив Сохо, началась закладка Хэмингтонского замка – тогда это была окраина, теперь – центр города. Здесь Ричард замыслил комплекс, которому собирался передать многие функции Челтенхэма.

Активность оппозиции быстро сходила на нет, и, надо заметить, без каких-то особенных ужасов. Лорды быстро уразумели, что принцип «повинную голову меч не сечет» в самом буквальном смысле спасает от многих неприятностей, а опала и ссылка не вечны, и побежали на поклон. Парламент стремительно наполнялся ярыми сторонниками нового регента, а двор королевы Марии таял на глазах.

И вот однажды, проснувшись темной зимней ночью, ее величество обнаружила, что находится во дворце одна. При ней осталась лишь ее преданная подруга и служанка, тоже Мария, да начальник охраны Артур Эрскин, давно и безнадежно влюбленный в свою повелительницу. Без всяких размышлений, наспех одевшись, королева помчалась в Уайтхолл.

В коридоре, несмотря на поздний час, были слышны звуки рояля – необыкновенного инструмента, привезенного герцогом, как полагали, из Германии (в известной степени так оно и было) – и флейты, что, несомненно, говорило о присутствии графа Роджера. Впрочем, пока Мария шла к дверям, пока о ней докладывали, музыка смолкла и уступила место говору и смеху Ричарда, похожему на гром отдаленной канонады.

Действительно, в так называемой «угловой каминной», при немногих свечах у открытого рояля сидели принц-регент и граф Роджер, рядом лежали открытые сборники нот, флейта и открытые книги. Оба лорда, невзирая на вполне домашние одеяния, церемонно поклонились, но Мария не собиралась тратить время на протокольные предисловия. Она подошла вплотную (Эрскин тактично, но неотступно держался сзади) и спросила:

– Сэр Ричард, если я подпишу то, что вы от меня хотите, какая участь меня ждет?

Мэннерс растерянно поднял брови, но Глостер смотрел спокойно и внимательно.

– Вчера, – продолжала Мария, – я своими ушами слышала, как лорд Кэмпбелл назвал меня узурпаторшей. Сэр Ричард, вы брат моего отца, что бы об этом ни говорили, ответьте мне без уверток, что вы для меня приготовили? Тауэр? Плаху? Монастырь? Я согласна на ваши условия, но скажите мне правду.

– Давайте присядем, леди Мария, – предложил Глостер, и Эрскин беззвучно ахнул – властительнице Англии впервые отказали в титуле «ваше величество». Сама же королева, кажется, даже не обратила внимания. – Роджер, не стой, как статуя Юноны, окажи даме гостеприимство… Леди Мария, мне будет проще вам ответить, если вы сами определите, чего бы вы сами для себя хотели. Артур, вы тоже присядьте.

Мария приняла из рук Роджера бокал вина, но пить не стала.